— Моей первой мыслью было, что ты умер, — сказала Неду Елизавета, когда тот пришел в себя.

Принцесса усадила его спиной к стене и умыла дождевой водой из бочки. Огромная шишка уже красовалась у него на затылке.

— В этом, по-вашему… и заключается роль… шута? — пробормотал актер.

— Забудь пока об остротах. Ты что-нибудь видел?

— Ничего, кроме звезд.

— Павлин кого-то вспугнул. Мне нужно выйти наружу и удостовериться, что лошади не ускакали. И их никто не украл.

— Только не в одиночку. Вот, я могу идти.

Елизавета помогла ему подняться на ноги и удержать равновесие. Они сходили за фонарями и лошадьми и вернулись с ними в маленький дворик хижины. Оба коня артачились и ржали, когда их повели к дому, и пришлось тащить их за поводья.

— Они умнее нас, — проворчал Нед. — Дьявол, ну и смрад здесь стоит! Мерзкое местечко, во всех смыслах этого слова.

В другой ситуации Елизавета оценила бы его отвагу и остроумие, но сейчас лишь кивнула.

— Ты уверен, что с тобой все в порядке? Просто постой тут, покарауль и срежь пару веточек с этих растений. Я возьму что-нибудь в доме. Нам нельзя здесь долго задерживаться.

— Лучшая новость за сегодняшний день.

Сейчас ей ни к чему была его болтовня, но чего она ожидала? Шут ее отца, Уилл Соммерс, был единственным, кто осмеливался дерзить королю, но зачастую тайком давал ему мудрые советы.

Они зажгли фонарь, и Елизавета вернулась с ним в дом, тогда как Нед остался собирать траву при лунном свете. Убранство примитивно сложенной хижины напоминало роскошную, драпированную военную палатку, установленную для рыцарского турнира — подумалось Елизавете — или алый саван. По крайней мере, драпировки плотно прилегали ко всем четырем стенам и углам, так что никто не мог скрыться между тканью и стеной.

Елизавета отважно посветила фонарем под узкой кроватью, потом взялась осматривать небольшой сундучок, который там нашла. Немногочисленная, но искусно сшитая одежда указывала на то, что женщина, которая здесь жила, была ниже ростом, чем Елизавета, но с более полной грудью — с другой стороны, мало кто отличался такой стройностью, как она, особенно в этих краях. Единственная пара тапочек выглядела до ужаса стоптанной, и вполне возможно, что «она», как называла ее Мег, вовсе не была хозяйкой этой обуви. Ступни у нее, судя по всему, были узкими и длинными. Однако Елизавету тревожило то, что такой дом и внутреннее убранство мог позволить себе только состоятельный и знатный человек, а не какая-нибудь бедолага вроде Нетти. Снаружи хлев хлевом, но интерьер достоин королевы.

Последняя мысль и то, что обнаружилось на дне сундука, заставило принцессу резко вдохнуть. Она не верила своей удаче — или кто-то, расставляющий силки, подманил ее к следующей ловушке? Елизавета с замиранием сердца взяла незаконченную вышивку и вгляделась в нее: витое кольцо из переплетенных листьев и начало уже знакомого проклятья: «Во желчи бо горести и…»

Опять ее преследовали эти слова, этот шепот из прошлого. И тогда она вспомнила. Так кричала ее сестра в тот день, когда отсылала ее со двора. О Господь милосердный, только не сестра, она не может быть во всем этом замешана! Нельзя об этом думать.

Нет, это просто означает, что кукловод, который дергал Нетти за ниточки в Уивенхо, и старая карга, которая здесь поселилась, — одно и то же лицо. То, что королева цитировала ей эти слова, наверняка чистое совпадение. Елизавета поднялась, быстро схватила со стола один из пустых пузырьков — из тонкого, дутого венецианского стекла, — и сунула его в мешок вместе с рукодельем.

Внимание принцессы привлекли пучки трав, которые сушились в дальнем углу комнаты. Натянув перчатки повыше, Елизавета стала наугад срывать растения с крючков, точно стираное белье с куста. Некоторые листья попахивали дымком. Ведьма хранила их таким образом или просто чадил камин? Елизавете некогда было разбираться, но рука, которая скручивала эти пучки, могла быть той самой, что посылала отравленные букетики лугового шафрана ее тете.

Елизавета прекратила собирать травы, когда заметила у дальней стены длинную, заваленную чем-то лавку. Принцесса медленно пошла к ней, щурясь, чтобы различить, какие там лежат инструменты. Но ее взору предстало оружие: несколько кинжалов, стальные лезвия которых были испачканы каким-то липким веществом. Два железных чесальных гребня с острыми зубцами, вымазанными той же, похожей на деготь смесью. И шесть наконечников стрел, покрытых, несомненно, тем же адским зельем, которое убило Уилла Бентона — человека Гарри.

— Это она! — прошептала Елизавета. — Отравительница.

Даже защищенная перчатками, принцесса вздрогнула, когда взяла один из наконечников и положила его в свой мешок. Потом она заметила еще один сундук, который стоял за первым, под столом. Елизавета опустилась на колени, чтобы открыть его. Быть может, в нем хранятся письма ведьмы, рецепты ядов, списки жертв, имена сообщников…

— Фу! — вскрикнула Елизавета, когда вонь ударила ей в ноздри.

Она подняла фонарь, и его свет озарил беспорядочную массу причудливой формы корней, грибов, поганок и плесени во всех стадиях разложения.

Содрогаясь, принцесса отсыпала немного содержимого себе в сумку. Если Мег не сумеет в этом разобраться, нужные связи наверняка найдутся у Сесила. И тут, когда свет углей почти иссяк, Елизавета различила слабый гул в том углу, который был дальше всего от очага. Ленивый, вялый, нечеловеческий звук.

Она подкралась ближе и склонила голову, прислушиваясь. Жужжание. Боже правый, неужели пчелы? Она ненавидела пчел.

Елизавете вспомнился человек, который долгие годы служил пчеловодом у ее венценосного отца, — добрый старичок, который всю свою жизнь возился с сотами. Пчелы искусали его до смерти, хотя до того злополучного дня их яд на него не действовал. Случилось это вскоре после воцарения Марии на английском троне. Елизавета как раз гуляла по садам Уайтхолла и видела, как пчеловод упал и умер в страшных муках. Кто-то сказал, что виной всему один-единственный укус, который пришелся так далеко за ухо, что яд попал прямо в мозг. Елизавета тогда упала на колени и держала старика за руку, пока не заметила, что пчелы по- прежнему гудят вокруг, и кто-то не оттащил ее прочь. Мария сказала, что найдет нового пчеловода. С пчелами было связано еще кое-что, но Елизавете невыносимо было думать об этом…

Она помотала головой, отгоняя мрачные мысли, и медленно отошла в глубь комнаты, чтобы не слышать жужжания. Разумеется, пчел не могли держать прямо здесь и умышленно усыплять дымом. Их улей должен находиться по другую сторону стены. В углу не было ничего, кроме початого мешка с зерном. Ведьма сама молола себе муку.

Елизавета снова задышала. Окинув комнату быстрым взглядом, она погасила фитиль фонаря, подняла тяжелый мешок и поспешила прочь.

— Поехали, — окликнул ее Нед, как только она появилась. — От этого места у меня зубы стучат еще громче, чем молотки в голове.

Елизавета кивнула, почти не слыша, о чем он говорит.

— Она была здесь, — протянула принцесса, — но ударила тебя и ускользнула. Она где-то тут, рядом, прячется во тьме леса, наблюдает и ждет. Я… я чувствую ее.

— Но кто она?

— Пока не знаю. Но обязательно выясню.

— Возможно, она вооружена?

Елизавета подняла мешок, чтобы привязать его к луке седла.

— Вероятно, только тем предметом, которым тебя ударила. Поскачем быстро, и она нас не достанет. Но осталось еще кое-что. Тебе что-нибудь известно о пчелах?

— Только то, что тут за дымоходом у них целый соломенный улей, — ответил Нед и кивнул в том направлении, но сразу же опять схватился руками за голову; очевидно, малейшее движение причиняло ему страшную боль.

— Значит, — шепнула Елизавета, — они собирают нектар со всей этой горечи, и их укусы опаснее,