море. Он посмотрел на пустую скамейку, где обычно сидела Колючка, и загрустил. Собаку пришлось оставить в машине на переднем сиденье и открыть окно, чтобы не задохнулась. Уж до того она странная стала. Не дай бог начнет метаться по лодке — обоих утопит.

Вот и рыбозавод заброшенный показался слева под утесом. Не упомнишь, сколько раз тут проезжал, а все равно, как посмотришь на эту красоту, на эти скалы, мурашки по спине бегут. Причал Аткинсонов справа остался, там катера побольше. А какой был крабово-креветочный промысел! Ишь ты — толкучка на пирсе. Чего-то выловили и пялятся. Ахи-охи. Пустомели. Не, Даг не станет спрашивать, что случилось. Не доставит он им такого удовольствия. Наверняка затеяли какой-нибудь праздник тупой. Вечно в городе всякие ярмарки, фестивали, званые вечера с юбилеями. Может, у них день причалов, скажем. Небось монархисты, тупицы, пыжились-пыжились и придумали себе веселье. Всемирный Королевский День Причалов Британской Империи или еще того похуже. Муниципалитет, чтоб его растопырило, все туристов сюда зазывает, все красоты неземные сулит. А то все и так не знают, как тут красиво. Господи боже, да таких мест нигде не отыщешь, хоть сто лет ищи. Земля Обетованная. Нет, надо, чтоб эта красота из ноздрей полезла. Втемяшилось, понимаешь, идиотам, каждого сюда притащить и дурные деньжищи на Уимерли заработать. А богатства-то вот они, под носом. Какое там! Надо из жителей шутов гороховых сделать на потеху публике. «Спешите, спешите, последние три с половиной рыбака устраивают для вас костюмированное представление! Дамы и господа, не стесняйтесь, подходите ближе, поглядите, как они корячатся. Какая чудесная наживка! Глотайте, глотайте, глотайте! А вот, извольте обратить внимание, ихние лодки. Глядите, как они красиво пшют! А вот ихние дети, которые трески в глаза не видали. А вот это вот — море, куда эти дети дороги не знают. Традиции? Дело отцов? Да тьфу на них!»

Дату было десять лет, когда отец первый раз взял его с собой в море. Ночь стояла непроглядная, спереди и сзади шли другие плоскодонки, на каждой качался фонарь. Рыбаки покидали бухту. Берег остался далеко позади, вокруг — теме, и тишина. Дагу стало казаться, что на самом деле они парят в воздухе, а не плывут по воде. Словно чайки, носятся взад-вперед, вверх и вниз над волнами. Глаза учились видеть все по-новому.

Прошло часа два или около того, точнее сказать он не мог. Вдруг на горизонте появились пятнышки света, похожие на светлячков. Даг взглянул на отца, тот спокойно правил лодкой и смотрел вперед. Светлячков на Ньюфаундленде не водилось, но Даг слышал рассказы о феях, о том, что они светятся в темноте. Мальчик сидел на носу и представлял, как феи летят к скрытому от людских глаз поселку, где-то далеко в море.

— Феи, — сказал он. И отец улыбнулся.

Вскоре «светлячки» стали расти, лодка подплыла к ним совсем близко, а потом вошла в россыпь огней. За бортами все блестело и переливалось. Это горели лампы на плоскодонках, рыбаки бросали здесь якорь и тихо покачивались на волнах в ожидании рассвета.

Даг на всю жизнь запомнил голоса рыбаков, запомнил, как они перекликались между собой, какая крепкая дружба их связывала. Они вели себя так, будто просто собрались поболтать на кухне, только голоса слегка заглушало бархатистое море. Вокруг переговаривались, шутили, весело смеялись. Все ждали начала рыбалки, между ними не было ни тени соперничества. У каждого было собственное место, и все гордились, что принадлежат к плавучей артели.

Даг не заметил, как начал насвистывать какой-то мотивчик. Один за другим голоса стихли, наступила тишина, все замерли. Гробовое молчание, а он свистит. Огоньки фонарей покачивались, небо постепенно светлело, стали вырисовываться борта лодок. Казалось, что взрослые и дети растворились в предрассветном тумане, стали бесплотными тенями или просто притихли, чтобы послушать мелодию, которая далеко разносилась над водой. Даг парил вместе со своей песенкой, он наслаждался жизнью. Но тут кто-то крепко ухватил его за плечо. В свете лампы мальчик разглядел рассерженное лицо отца.

— Цыц, — мрачно сказал он. — Будешь свистеть на воде, удачу спугнешь. — И действительно, улов в тот день был гораздо меньше обычного. Винили в этом, конечно, Дага.

Ему не пришлось долго стыдиться своей ошибки. Через несколько дней он был великодушно прощен. Даг стал рыбаком и посвятил жизнь морю. Его брат Питер поначалу тоже рыбачил, но вскоре бросил это занятие, переехал в Сент-Джонс и заделался тупым горожанином.

Из семьи Блеквудов в Уимерли остался один только Даг. Последний рыбак. И — чтоб уж совсем отравить ему одинокую старость — племянник Джозеф, его единственный родственничек, не смог придумать ничего умнее, как пойти служить в рыбнадзор. Совсем охренел. А теперь этот Джозеф приехал и поселился неподалеку, чуть выше по дороге. Дагу об этом рассказала Аида Мюррей, а ей — женщина, которая купила дом Критча и каждое лето сдает городским. Подумать только: племянник Дага — ищейка из рыбнадзора. Кому служит!

Ну, правительство! Вон откуда наша рыба-то гниет — с дурной головы! Треску ловить запретили. Промысел закрыли! Вчистую! Одни патрули теперь шастают. Откуда их столько набежало? Следят, чтобы все на берегу сидели. Какие-то тупари, бюрократы будут всем указывать, что можно, чего нельзя. Рыбачить, например, нельзя. Вот так вот. Сушите весла. Учитесь новому ремеслу. В программисты идите. Или в коммерсанты. Или собак для выставки разводите. Даг представил, как причесывает пуделя. Бедный пудель. Даг его налысо побреет да еще пинка даст. Субсидии они, видите ли, рыбакам дают, чтобы новую жизнь начать. Да кому нужны эти подачки? Хуже пособия по безработице. Будь он проклят, если позволит этим ублюдочным писакам всю его судьбу в папочку подшить! Сидят, понимаешь, в своих кабинетиках, сутками оттуда не вылезают, аж позеленели все, бедняжки. А толку чуть. Ну, так и нечего нос совать в чужие дела. Подавитесь своими деньгами вонючими. Вы нам не указ. Хотим ловить треску — и будем. Кто вы такие, забодай вас акула, чтоб за нас решать? Кто вам дал право?

Лосей вот тоже отстреливать нельзя. А если лось к тебе во двор забрел? Прикажете за лицензией бежать? Или сезона охоты дожидаться? Всякий нормальный мужик кладет на подоконник ружье двенадцатого калибра и хлобысь промеж рогов. Вот тебе и лось — на целый год хватит. Он и нужен-то всего один. Освежуй, разделай, заморозь, раздай друзьям и родным, чтобы тоже полакомились, и вся недолга. Для чего вокруг леса, природа? Чтоб пропитание добывать. Для того Господь и поселил — зверей на земле, а рыб в море. Чтобы было, чем брюхо набить. На хрена, скажите, такая жизнь, если питаться консервами, которые тебе ученые впаривают. Они теперь, оказывается, животных сами «создают». Создатели недоделанные. Попробуй, съешь, чего они там наизобретали — неизвестно, что с тобой будет. У самого хвост вырастет.

«Вы меня еще вспомните, — проворчал Даг, — да поздно будет». Ладно, хватит о ерунде. Он стал думать о здоровенной рыбе треске. Сейчас он ее выловит и домой принесет. Сварит уху. А ежели еще парочку поймать, то и Джозефу послать можно. Даг ухмыльнулся, представив, какую рожу скорчит племянник. Вот потеха-то будет. Или запустить треску в раковину на кухне. Авось Джозеф заглянет и увидит. Что он, интересно, будет делать? Дядю родного арестует? Надо после рыбалки позвонить племяшу. Номер- то у него какой? А, в телефонной книге найдем.

Солнце карабкалось все выше, оранжевые краски восхода уже пропали. Штиль. Даг миновал мыс, слева — открытое море. Вдалеке тянется пляж, еще дальше — дома Порт-де-Гибля. Справа, к востоку от лодки, серые скалы Уимерли. Даг улыбнулся. Красотища!

Если кто-нибудь спрашивал, куда это Даг собрался, хитрый рыбак неизменно сочинял, что идет ловить морскую форель. «Такие дела, паря, — говаривал он, причмокивая. — Форельки пожирнее наловлю, по самые борта загружусь». Но земляков так просто не проведешь. Лукавые глаза всегда Дага выдавали. Хотя в свое время он наловил форели немало. Здоровенная, серебристая как лосось, только хвост рогаткой. И весит килограмма два-три, не меньше. Размерчик что надо, в самый раз для сковородки.

В городке оставались еще рыбаки, которые исподтишка ловили треску. Ее в море до сих пор полно. Вон, иностранные траулеры тоннами воруют и ничего. Встают себе на якорь в приграничной зоне, и давай шуровать сетями. Ворюга. И закон ведь на их стороне. Им-то можно океан обирать, а вот простому честному рыбаку пару рыбешек поймать — ни-ни. Поколение за поколением только этим и жили, а теперь шиш с рыбьим жиром.

Даг добрался до небольшого скалистого мыса на самом краю Уимерли и заглушил мотор. Где-то там, наверху, за камнями скрывалась старая церковь. Порт-де-Гибль по-прежнему лежал по левому борту, впереди километрах в десяти виднелся Слепой остров, плоский, как блин. Раньше там добывали железную руду, городок процветал, островитяне купались в деньгах. В пятидесятые Даг частенько сюда наведывался.