Андрена зарычала, распахнула дверь и попыталась с грохотом захлопнуть ее, но помешала тугая медная пружина. Дверь закрылась тихо и аккуратно.

Джим встал и подошел к окну, чтобы увидеть, как уходит жена. Через минуту Андрена показалась на тротуаре. Такая же крошечная, как и все внизу. Миг — и она затерялась в суете машинок и человечков. Вся эта пестрота под окнами вконец расстроила Джима. Он сам не заметил, как вздохнул. Так глубоко, словно тонул в море и хотел надышаться перед смертью. Над ухом тихонько жужжал кондиционер. Солнышко ласкало кожу. Джим вдруг снова увидел бескрайние зеленые поля, дом и Брада на крыльце. Тогда, во сне, солнце тоже припекало, Брад махал Джиму рукой, радуясь теплу, и лету, и тишине, от которой сладко замирало сердце.

Джим открыл глаза и с удивлением подумал, что раньше ему в городе нравилось. Что именно? Он никак не мог вспомнить. Джим оглядел улицы, несуразицу разновысотных домов. Потом прижал руки к стеклу и вздрогнул. Осознание. Он вдруг понял, как это неестественно — находиться так высоко над землей.

— Работа, работа, работа, — весело чирикал Квейгмайер. В солнечных лучах его кожа казалась болезненно белой. — Всей работы-то не переделаешь. Так чего ж стараться?

— Как с промерами, мистер Квейгмайер? — спросил бригадир.

Человек он был вполне обыкновенный, среднего телосложения, разве что прихрамывал на правую ногу. Он только что устроился на новую работу, и это была его первая стройка с Квейгмайером. Бригадир преданно отправился за хозяином в густую тень сарая.

— Так закончили уж, — ответил Квейгмайер.

— А когда бульдозеры пришлют?

— Да тут, понимаешь, закавыка с судом вышла. — Квейгмайер покачал головой, посмотрел в высокое, почти белесое небо. — Придурка, хозяина бывшего, за убийство судят. Да ты слыхал небось. Зубной маньяк — это тебе не хухры-мухры! Ну и вот. Осложнения.

— Понял.

— Поди угадай, что там присяжные выдумают! — Квейгмайер не нашел в небе того, что искал, и повернулся к бригадиру. — Возьмут да конфискуют его землю. Дескать, компенсация родственничкам убиенных. Сечешь?

— Секу, — улыбнулся бригадир, который старался переплюнуть хозяина по части добродушия. Он проковылял к стене сарая и толкнул ее одной рукой — в другой был большой блокнот. — Крепко стоит.

— Надо бы снести. Мешает.

Бригадир задрал голову и принялся разглядывать карнизы сарая, закрывшись ладонью от солнца. Потом вытащил из кармана карандаш и что-то записал в своем блокноте.

— Его так просто не снесешь, — сказал он задумчиво.

— Ничего, свалим. Мне бы только подпись с придурка получить. Это ж надо, из-за какой-то закорючки! Да, кусается наш зубной маньяк.

— Как он вообще умудрился кого-то убить, если он дурак такой?

Квейгмайер подозрительно прищурился.

— Ты о чем?

— Я так понял, он только недавно с фермы уехал. — Бригадир, хромая, вышел на солнышко и оглядел поля. — Вы вроде говорили, он тут всю жизнь просидел и не вылезал никуда.

— И что с того? Линял себе ночью по-тихому, мочил пару-тройку раззяв — и обратно. Какие проблемы-то? — Квейгмайер помахал пальцем перед носом бригадира. — Человек — он такой! Что хочешь выкинет. Потому надо голос свой внутренний слушать. — Ему нравилось поучать работников. — Прирезать- то — дело недолгое. — И Квейгмайер, словно в подтверждение своих слов, хрустнул костяшками пальцев.

— Оно, конечно, так, да только непохож он на убийцу. Видал я его фотографию в газете. И по ящику показывали, как его после суда выводят. И ток-шоу было, он туда с адвокатом пришел. Правда, он молчит все время. А народ звонит, вопросы задает. Я слыхал, он и говорить-то толком не умеет.

— А чтобы человечка пришить, язык не нужен. Разве только зализать кого до смерти?

— Ну не знаю, не знаю. — Бригадир рассмеялся и повернулся к пустому загону для лошадей. — Может, вы и правы.

— А знаешь что? — спросил Квейгмайер.

— Что?

— Может, и ты прав, чем черт не шутит. Только ты этого не узнаешь никогда, так что не трудись, не напрягай мозги. Вашему брату Господь и так их меньше выдал, чем положено. О чем только старик думал? Зажал, понимаешь, мозги, столько народу обделил. А вот зачем? Это вопрос интересный. N'est-ce pas?[3]

— Чего? — удивленно переспросил бригадир. Он все еще преданно, но уже с легким беспокойством улыбался хозяину.

— Да нет, ничего.

— А-а.

— Ничего! Понятно? — Квейгмайер схватился за виски и расхохотался.

Бригадир растерянно прищурился, но на всякий случай хмыкнул, вытер лицо рукавом и ощупал мокрую ткань.

— Уф! Ну и жарища!

— Ерунда — Квейгмайер снова поднял голову и посмотрел прямо на солнце. — В моих краях в тыщу раз жарче.

— Да, ребята говорили, вы откуда-то с юга.

— С такого юга, что тебе и не снилось.

Бригадир окинул взглядом бледную кожу хозяина.

— Что, не шибко загорел? — пропел Квейгмайер. — Так я все больше в тени держусь.

— У меня двоюродный брат на юге. На нефтяную корпорацию работает. Вы, может, его и знаете.

— Да само собой. Мир-то тесен.

— Его зовут Том Дженсон.

— И что, жив он еще? — спросил Квейгмайер. Лицо его было совершенно сухим, на лбу — ни капли пота, в зрачках полыхало солнце.

— Ясное дело, жив, — добродушно рассмеялся бригадир.

— Тогда не знаю.

— Это почему же? — Бригадир прищурившись смотрел на хозяина и никак не мог понять, что же в Квейгмайере не так. Что-то явно не так, но вот что? Не разглядеть, уж очень зрачки сверкают.

— Шучу. — Квейгмайер улыбнулся солнцу. — Наплюй.

Бригадир зажмурился, потом глянул под ноги. Перед глазами все еще сияли два фиолетовых пятна. Он осторожно глянул на хозяина и заметил, что контур его фигуры как будто слегка размылся.

Бригадир снова зажмурился и подождал, пока зрение восстановится. На розовом фоне мельтеши и черные хлопья. Бригадир с силой потер веки и снова огляделся. Квейгмайер все еще таращился на солнце. И тут бригадир заметил, что хозяин стоит на голом желтом пятачке, окруженном бурой травой.

— Тут, наверное, валун лежал здоровенный. — Он ошеломленно указал на плешь. — Там, где вы стоите.

— А может, и не валун, — ответил Квейгмайер. От него веяло удивительным спокойствием. Наконец он опустил голову, и глаза его приобрели приятный бледно-голубой оттенок. Квейгмайер посмотрел на бригадира. — Просто что-то заслонило солнечный свет.