Тишину нарушил сигнал ее пейджера. Рассеянным движением она нажала кнопку, выключая его, затем взяла телефонную трубку. Набрав номер, попросила доктора Алленфорда и, произнеся негромким голосом несколько слов, положила трубку на рычаг.

По выражению ее лица Энджел понял, что новости неважные.

– Что-то стряслось?

Она закрыла лицо рукой, затем, медленно, очень уж медленно отняв руку, посмотрела на Энджела.

– Не вышло. Сердце не подходит по ряду параметров. Мне очень жаль.

– Операции не будет?! – Энджел попытался глубоко вдохнуть, но не сумел. Воздух входил в легкие с усилием, с хрипом. Дышать стало невыносимо больно.

«Я умираю», – подумал он, и неожиданно всякая надежда выжить покинула его. Он беспомощно вытянул руку. Мадлен сжала ее. Энджел словно сквозь сон услышал, как она, нажав кнопку вызова, произнесла в переговорное устройство:

– Голубой кардиокод, палата 64, требуется каталка. Затем Энджел почувствовал, как Мадлен пытается расстегнуть рубашку у него на груди.

– Не умирай же, Энджел. Черт тебя побери, не смей умирать! – как сквозь пелену тумана, доносился до него ее голос.

Всю грудь Энджела разламывала острая боль, от которой деревенели мышцы. Он не мог ответить, даже если бы хотел.

Боль стала такой сильной, что грудь, казалось, была объята пламенем. Сердце горело в ней как факел.

Дождь стучал по асфальту городских улиц, потоками стекал с покрытой гудроном крыши соседнего здания, образуя грязные лужи на гравиевых дорожках. Мадлен стояла у окна, глядя на затянутый серой пеленой город, раскинувшийся внизу. Самый обычный дождливый октябрьский день. Ничего нового на улице.

Светофор на Мэдисон-стрит переключился с красного на зеленый, затем на желтый. Разноцветные зонты двигались по мокрым тротуарам, некоторые из них лавировали, норовя найти для себя более удобный маршрут. Автомобили то дружно останавливались у светофора, то двигались с места, некоторые из них сворачивали, теряясь за зелеными кронами деревьев.

Жизнь шла своим чередом.

Но только не для Мадлен. Глядя сейчас на пейзаж за окном, виденный, казалось бы, уже много тысяч раз, она подмечала такие детали, на какие прежде не обратила бы внимания. То взгляд Мадлен был устремлен на сидевших на карнизе голубей, которые тесно прижимались друг к другу и нежно ворковали; то она вдруг внимательно изучала изумительную раскраску листьев, которые порывом ветра срывало с веток и относило к окну. Листья действительно были великолепны: радужное сочетание красных, золотистых, зеленых, коричневых цветов. Мадлен, наверное, первый раз за много лет заметила, как красиво пробивается тонкий яркий солнечный луч через разрыв в облаках.

Мадлен медленно отошла от окна к кровати.

Энджел лежал абсолютно неподвижно, словно мертвый. Кровь как будто совсем отхлынула от лица, губы стали как мел. Всего лишь несколько часов назад он смог дышать без помощи аппарата «искусственные легкие». Рядом с его кроватью пощелкивал кардиограф, безостановочно выдававший ленту с зафиксированными на ней зигзагами, которые показывали, как все слабее бьется уставшее сердце.

Сердце слабело. Сделалось совсем слабым.

Мадлен вынула из кардиографа узкую ленту и принялась тщательно изучать кривую сокращения сердечной мышцы. Затем склонилась над Энджелом, отводя волосы с его потного лба. Провела пальцами по его нежной коже:

– Ну же, Энджел, не сдавайся!

Веки его чуть дрогнули, но он не пришел в сознание. Она взяла Энджела за руку и прикрыла глаза. В сознании одна за другой возникали картины далекого прошлого. Она припомнила тот день, когда впервые встретилась с Энджелом Демарко. Тогда она работала сестрой милосердия, а он... в общем, он был известный в городе сумасброд.

С самого начала, в тот первый день, она абсолютно ничего не значила для Энджела. На этот счет она никогда не заблуждалась. Его улыбки были слишком расчетливо обаятельными, чтобы быть искренними.

Да, она с самого начала видела, что его улыбки лгали, но Мадлен было все равно. Пусть даже фальшивая, его улыбка радовала ее, тем более что Мадлен не была избалована хорошим отношением – ни искренним, ни притворным. Если она закрывала глаза и просто слушала то, что говорил ей Энджел, слова его казались такими прекрасными, что слезы умиления выступали у Мадлен на глазах...

Сейчас, когда ее отделяли от прошлого многие годы, Мадлен отлично понимала, что именно произошло между ними в тот момент, когда он впервые улыбнулся ей. Она испытывала чувство невыносимого одиночества, и ей даже в голову не могло прийти, что кто-то может ей улыбаться. Ее отец вообще презирал ее, так что Мадлен не ждала от людей ничего хорошего.

И именно тогда появился Энджел: посмотрел на нее, протянул руку и сказал: «Пойдем со мной...»

Все было так давно, но даже сейчас воспоминания пронзили Мадлен как электрический разряд. Она боялась откликнуться на его предложение, но боялась и оставить это предложение без внимания: стояла как парализованная и никак не могла прийти к какому-нибудь решению.

«Пойдем со мной...»

Когда он произнес эти слова второй раз, для Мадлен это было, как необычайно щедрый подарок. Ее бросило в жар, потом зазнобило. Она так много хотела ему сказать, но слова не шли, и Мадлен только глупо хихикнула.