Но на лице обернувшегося к ней Энджела не было заметно и следа доверия. Его густые темные брови совсем сошлись у переносицы, губы были плотно сжаты. Он открыл было рот, намереваясь что-то сказать, но Мадлен отрицательно покачала головой: не надо.
Энджел глянул сначала на Захария, затем на Мадлен.
– Схожу потороплю Лину, – сказал он.
У него был такой угрюмый вид, что Мадлен даже рассмеялась.
– Да, уж будь так добр.
Энджел взял букет роз и направился к комнате Лины. И нужно отдать ему должное – он ни разу не оглянулся. Мадлен ободряюще улыбнулась Захарию.
– Он еще только учится быть отцом. Захарий смущенно теребил воротничок рубашки.
– У него все отлична получается.
После этого повисло неловкое молчание. Мадлен исподтишка разглядывала молодого человека. Во взятом напрокат темно-синем смокинге он казался долговязым и каким-то очень уж худеньким, песочного цвета челка падала на лоб. Щеки его выглядели так, словно он долго тер их наждачной бумагой.
Прежде чем Мадлен успела осведомиться, как идут дела в школе, раздался звук открывшейся двери, и, подняв голову, Мадлен увидела вышедшую Лину.
У Мадлен перехватило дыхание. Лина остановилась посреди холла, глядя на отца. Темно-синее вечернее платье красиво облегало ее худенькую ладную фигурку, бархатная ткань переливалась оттенками от густо-синего до почти черного. Иссиня-черные волосы Лины были зачесаны ото лба назад и забраны серебристой лентой – в тон сумочке и туфлям.
Лина выглядела такой взрослой. Мадлен охватили самые разнообразные чувства: то были и сожаление, и страх, и гордость. Она вдруг поняла, что пройдет совсем немного времени, и ее маленькая девочка превратится в женщину и скоро будет жить собственной жизнью. От этой мысли на глаза навернулись слезы. Смахнув их ладонью, Мадлен посмотрела на Лину, потом на Энджела. Когда он протянул дочери розовые розы, Мадлен даже дышать перестала. И у Лины, она сумела разглядеть, тоже слезы выступили на глазах.
«О Боже...» – подумала Мадлен. Ей хотелось сохранить в памяти все подробности этого мгновения. Когда она состарится и станет совсем седая, то подолгу будет мысленно перебирать все подробности этого вечера...
Она машинально обернулась в ту сторону, где мог бы стоять сейчас Фрэнсис.
Однако никакого Фрэнсиса, конечно, не было.
Вытерев глаза, Мадлен взглянула на потолок, пытаясь вообразить мерцающие в небесной выси звезды. «Надеюсь, ты видишь все это, Фрэнсис... Лина идет на свой первый бал...»
Лина подошла к камину.
При виде ее Зак слегка приоткрыл рот от изумления.
– О Господи...
Лина побледнела и схватилась за волосы.
– Что-то не так с прической?
– Ты выглядишь просто потрясающе! – сказал Зак, широко улыбнувшись.
Улыбка озарила лицо Лины. У нее даже глаза засверкали. Щеки сразу порозовели.
– Спасибо.
Зак быстро подошел к ней и неловко протянул небольшую пластиковую коробочку.
– Это для запястья. Цветочник сказал – как раз то, что надо.
– Вот это да! – Лина восхищенно смотрела на белый изящный цветок. – Какой красивый! – Девушка при помощи резинки укрепила цветок на руке и показала подарок всем.
– Ладно, молодые люди, – сказала Мадлен, взяв в руки фотоаппарат. – Становитесь-ка к рождественской елке. Сфотографируемся на память.
Лина завела глаза.
– Ну мамочка...
Мадлен решительным жестом как бы пресекла все возражения.
– Я говорю – становитесь.
Лина и Зак неловко встали друг возле друга. Зак робко обнял девушку за талию, а Лина повернула руку так, чтобы был виден цветок у нее на запястье. За их спинами тысячами огоньков сверкала и переливалась елка.
Улыбаясь, Мадлен быстро щелкнула несколько раз фотоаппаратом.
– Отлично. И теперь еще раз с отцом.
Зак отошел в сторону, и его место занял Энджел. Обняв дочь, он притянул ее к себе и широко улыбнулся, глядя прямо в объектив.
Мадлен смотрела на них в видоискатель. На лице ее изобразилось неудовольствие. Она оторвалась от камеры:
– Слушай, здесь совсем не годятся твои рекламные улыбки, Энджел. Я хочу, чтобы на снимке был ее
