– Он сидел на крыльце в своем любимом белом кресле-качалке и курил сигару. Я сидела на полу, у его ног, а он массировал мне шею, как он это делал, наверное, миллион раз. «Мама, – сказал он. – Пора».
Элизабет прекрасно представила себе эту сценку. Она откусила кусок тоста.
– Так что, по-твоему, он имел в виду?
– Я думаю, пришло время возвращаться домой, – сказала Анита. – Я и так слишком долго здесь у тебя пряталась.
Элизабет медленно положила вилку на стол. Она и сама удивилась тому, как ей хотелось, чтобы Анита никуда от нее не уезжала.
– Ты уверена, что тебе надо ехать?
– Я уехала из нашего дома в Суитуотере, потому что была совсем одна и не могла этого выносить. Но теперь у меня есть ты.
– Да, – медленно проговорила Элизабет, – у тебя теперь есть я.
– А ты как? Тебе будет нормально одной?
– Да. Но я буду по тебе скучать.
– Ты любишь Джека? – вдруг спросила Анита. Элизабет собралась было обдумать ответ, но он сам собой сорвался у нее с губ:
– Да.
Анита широко улыбнулась:
– Знаешь, дорогая, настоящая любовь встречается очень редко. Любовь длится бесконечно, как говорят поэты, но жизнь, к сожалению, скоротечна. Вот ты лежишь в постели со своим мужем, а в следующую секунду ты уже одна. Хорошо бы об этом не забывать.
Элизабет знала, что Анита права. Все те месяцы, что она провела без Джека, она постоянно ждала, что ее новая жизнь пойдет ровно и гладко, что в ней не будет никаких неприятных неожиданностей.
Ей так хотелось определенности. Но определенность никак не приходила.
Я люблю тебя. Вот самые главные слова.
Она любила Джека. Он был нужен ей, хотя и не так, как раньше, когда она не мыслила свою жизнь без него, когда ей было страшно одной. Элизабет могла жить без него. В этом она убедилась на опыте. Может быть, ради этого она и хотела пожить с ним врозь.
Теперь Элизабет знала, что сможет прожить одна. Но ей очень хотелось, чтобы он был рядом.
Анита внимательно за ней наблюдала.
– Я буду скучать по тебе, – еще раз сказала она и почувствовала ком в горле.
– Самолеты ведь летают и на восток, – сказала Анита, принимаясь за тост. – А что твои картины? Ты ведь не бросишь рисовать?
Элизабет улыбнулась:
– Из-за одной-единственной неудачи? Нет. Я не брошу, это я тебе обещаю.
Много лет назад, когда карьера Джека в первый раз дала трещину, его вызвал на ковер директор телестудии. Джек умолял дать ему еще один шанс, но директор был неумолим.
Джек был тогда совсем молод, упрашивать, умолять у него получалось плохо. Неудивительно, что, почувствовав в его го-лосе фальшивые нотки, начальство ему отказало.
Сейчас, много лет спустя, он поумнел. Джек понимал теперь, что есть вещи, ради сохранения которых стоит встать и на колени.
Он ехал по дороге на арендованной машине и размышлял об ошибках, которые совершил в жизни. Из всего огромного списка самым ужасным было то, что он воспринимал свою семью как что-то само собой разумеющееся.
Джек вышел из машины. Было холодно. Казалось, что до весны еще далеко, хотя вишни готовы были вот-вот зацвести.
Поднимаясь по бетонным ступеням, он осознал, что приехал сюда в первый раз. Это просто позор, подумал Джек.
Он открыл стеклянную дверь и вошел во влажное, пахнущее хлоркой помещение. Знакомый запах напомнил ему о тех часах, которые он провел на трибунах, болея за Джеми.
При входе у компьютера сидела девчушка с выкрашенными в зеленый цвет волосами.
– Соревнования еще идут? – спросил Джек.
– Почти закончились. Пройдите через мужскую раздевалку, а потом налево.
– Спасибо.
Джек снял свое замшевое пальто и перебросил его через плечо. Пройдя через раздевалку, он оказался у закрытого бассейна.
Джек обошел девушек в спортивных костюмах и сел на трибуне. Он прищурился, пытаясь разглядеть Джеми среди спортсменок Джорджтаунского университета.
Прозвучал свисток. Группа пловцов нырнула в воду и поплыла к противоположной стенке бассейна.
Когда их заплыв завершился, к кромке бассейна направилась новая группа. И среди них была Джеми.
