– Мои любимые девочки, – прошептала она.
Джеми и Стефани с двух сторон обнимали ее и плакали.
Джек с тоской и любовью смотрел на них. Ему хотелось обнять жену и дочерей, но он не мог пошевелиться. Они втроем всегда были очень близки, а он вечно оставался где-то на втором плане.
Джеми первой посмотрела на него.
– Папа, – это было все, что она сказала. Элизабет протянула ему руку и крепко ее сжала.
Джек опустился на колени рядом с ними и нежно их обнял.
Элизабет сидела в кресле-качалке на крыльце. Над океаном висела полная луна, ее свет, как луч маяка, освещал волны. Последние несколько часов казались Элизабет самыми тяжелыми и в ее жизни.
Они тогда так и остались сидеть на полу, то плача, то упрекая друг друга. Джеми то яростно спорила с родителями, то впадала в бессильное отчаяние. Стефани молчала, отказываясь поверить в то, что родители могут расстаться.
Сейчас девочки наконец-то пошли спать.
Элизабет услышала, как открылась, а потом хлопнула дверь. Джек вышел на крыльцо и уселся рядом с ней.
– Просто не представляю, как это у тебя хватило сил все им рассказать, – проговорил он. – Когда они начали рыдать... Это было ужасно.
– Ведь это я виновата в том, что мы живем врозь, – ответила Элизабет. – Я отказалась поехать с тобой в Нью-Йорк. Я написала тебе то письмо. Так что и сказать им об этом должна была я сама.
– Но ведь решение мы принимали вдвоем.
Для Элизабет так много значили эти несколько слов. Джек взял на себя часть ее вины.
– Я все еще тебя люблю, – сказала она. – До сегодняшнего вечера я словно забыла об этом.
Он внимательно посмотрел ей в глаза:
– Многие годы я спрашивал тебя, чем ты недовольна, что тебя не устраивает. Но ты так ничего и не ответила.
– Джек, ты не представляешь, каково это – исчезнуть, раствориться как личность. Да и как ты можешь понять? Ты всегда был так уверен в себе.
– Ты что, смеешься? Кому ты это говоришь? Человеку, который был звездой, а потом, потеряв все, превратился в полное ничтожество?
– Это совсем другое. Я говорю о внутреннем Я, а не о том, какую должность ты занимаешь.
– Ты никогда этого не понимала, – сказал Джек. – Для мужчины это как раз самое важное. То, чем он занимается в жизни, – это и есть его сущность. Когда я не смог больше играть в футбол, я потерял себя.
– Ты никогда мне об этом не говорил.
– Как я мог? Мне было стыдно в этом признаться. И к тому же я знал, как тяжело дались тебе те годы, когда я был самым популярным игроком.
Джек был прав. В те годы, когда он играл в футбол, Элизабет бывало очень плохо. Чем успешнее он выступал, тем больше отдалялся от семьи.
– Мне очень жаль, Джек.
– Не говори так. Мы столько лет потратили на этот футбол.
– И все же мы потратили их не зря, – сказала Элизабет тихо. – Мы жили нормально. Мы построили дом, родили и вырастили двух красивых умных девочек, которые нас любят. – Она усмехнулась: – Совсем неплохо для молодой парочки, поженившейся в колледже. Джек встал, подал ей руку и растроганно сказал:
– Ты у меня замечательная. Ты знаешь об этом?
Он никогда раньше ей этого не говорил. Простые слова Джека очень ее тронули.
– Ты тоже.
– Ну что ж, Птичка, спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Она одна пошла в свою спальню.
На следующее утро Джек с Джеми и Стефани улетели на Восточное побережье.
Весна, которая так неожиданно рано пришла в их края, длилась всего до конца марта. А потом опять с новой силой зарядили дожди. Элизабет каждый день в плаще и резиновых сапогах ходила к почтовому ящику. Чаще всего она возвращалась с пустыми руками. За несколько недель только Стефани написала ей два письма. Они были короткими, с вопросами, которые ее мучили, но ответить на которые было невозможно. «Кто кого разлюбил?» «Вы что же, лгали нам все эти годы?» «Вы хотите развестись?»
Джеми не писала совсем. Она также не отвечала на телефонные звонки и сообщения, которые Элизабет оставляла на ее автоответчике.
У Элизабет всегда были с дочерьми очень близкие, теплые отношения. И теперь отчужденность, их боль и гнев были для нее невыносимы.
– Лучше, наверное, было бы вернуться к Джеку, – в сотый раз сказала она Аните. – Все тогда были бы довольны.
