вырвавшемуся у него признанию. – Без тебя мне с девочками даже не о чем говорить. Они считают меня круглым идиотом.

Раньше Элизабет не замечала за Джеком этой черты – ранимости.

– Им девятнадцать и двадцать, Джек. Им кажется, что человеку, который помнит президента Кеннеди, место в доме для престарелых. Я раньше так же относилась к Аните.

Прошло, наверное, несколько минут, прежде чем Джек проговорил:

– Придется, наверное, все им рассказать.

Элизабет захотелось дотронуться до него, но что-то ее удержало. Может быть, сомнение, готова ли она прямо сейчас сделать шаг к отношениям, которые существовали между ними много лет назад.

– Да, – согласилась она. – Но мы не будем говорить о разводе. Просто скажем, что решили на время расстаться.

Джек с горькой улыбкой сказал:

– Мы можем назвать это как угодно. Отпуском, например. Но они же у нас не дурочки.

Элизабет от его слов чуть не расплакалась.

– Мы же еще ничего не решили относительно нашего будущего. Просто нам лучше будет какое-то время пожить отдельно. Вот и все. У нас еще есть шанс начать новую жизнь, – убежденно сказала она.

Джек нежно дотронулся до ее щеки:

– Мне хотелось бы в это верить.

– Мне тоже.

В субботу ближе к вечеру произошло решительное объяснение.

Джеми сидела, скрестив ноги, на полу рядом с камином. Судя по ее воинственно вздернутому подбородку, сразу было видно, что серьезного разговора не избежать.

– Ну ладно, родители, хватит темнить, рассказывайте все, – заявила она. – Мы ведь видим, что между вами что-то происходит.

Стефани сидела в кресле-качалке в углу гостиной. Заметно побледнев, она сказала:

– Прошу тебя не втягивать меня в этот разговор.

Элизабет, сидевшая рядом с Джеком на диване, хранила молчание. Она для себя решила, что объясняться с девочками должен Джек.

Он смотрел на своих любимых дочерей. От одной только мысли, что сейчас придется рассказать им правду, произнести вслух все эти ужасные слова, Джеку стало дурно. Он боялся начать: ведь тогда дети на всю жизнь запомнят, что их семья распалась из-за него, из-за этих его жестоких слов.

– Ну так что? – снова потребовала ответа Джеми.

От растерянности Джек даже не заметил, что Элизабет встала и обошла вокруг дивана.

Она стояла сейчас у него за спиной, положив руку Джеку на плечо. Это нежное прикосновение было больнее удара в солнечное сплетение.

– Я знаю, вы чувствуете, что между нами что-то не так, – сказала она спокойно. – Дело в том, что мы с папой решили на время расстаться. Но вы не беспокойтесь, все будет хорошо, мы останемся одной семьей.

– Великолепно! Мы останемся одной семьей! Какая чушь! – возмущенно выпалила Джеми и вскочила на ноги.

Она побледнела. Джек видел, что она вот-вот расплачется. Элизабет сильнее сжала его плечо. Ему захотелось взять ее за руку, но он не мог и пошевелиться.

– Милая моя девочка, дай нам все объяснить. Мы с папой поженились очень молодыми... – Элизабет пыталась говорить спокойным, ровным тоном.

И тут вдруг в разговор вступила Стефани:

– Ах, вот в чем дело? В вашей тогдашней молодости?

Она разрыдалась.

Сердце Джека разрывалось на части. Он посмотрел на Птичку. Она взглянула на него и тут не удержалась и расплакалась. Не раздумывая, он вскочил и заключил ее в объятия.

– Мы справимся со всем этим, – прошептал он, прижимаясь к мокрой от слез щеке Элизабет.

Он никогда не любил ее сильнее, чем в этот момент.

Джек посмотрел на дочерей и понял, что никогда не забудет этот день. Вот такова расплата за все ошибки, которых он немало наделал в жизни. И самой страшной его ошибкой было то, что он не боролся за сохранение их с Элизабет брака.

– Нам всем сейчас тяжело, – сказал он. – Но вы ведь знаете, как мы вас любим. И мы с мамой любим друг друга. Пока это все, что мы знаем наверняка. Вы можете либо помочь нам преодолеть трудности, либо рассердиться и с нами больше не общаться. Но вы нам очень сейчас нужны. Нам необходимо почувствовать себя настоящей семьей.

Джеми сразу затихла. Было видно, что она уже не сердится на родителей. Она упала на колени.

Элизабет опустилась на пол рядом с ней.