Сами персы не занимались торговлей, но Дарий содействовал росту морской торговли, прорыв канал от дельты Нила к Красному морю и отправив экспедицию на исследование морского пути от устья Инда до Красного моря. Во главе этой колоссальной империи стоял великий царь, наследственный монарх Персии, Мидии и всех земель, наделенный всей земной властью и взошедший по божественному праву на престол Персии по милости Ахура-Мазды, на престол Вавилона – по воле Мардука и на престол Египта – как воплощение Ра. В глазах греков он был «царем царей», абсолютным монархом в религии, политике и войне, полной антитезой полисного либерализма и проклятием для греческих религиозных представлений.

Персидская экспансия затронула и те греческие полисы, которые были покорены, и те, которым грозило покорение. Азиатские греки, которым войны Кира и Камбиза нанесли большой ущерб, начиная с 520 г. снова достигли известного процветания. Но золотой век восточногреческой торговли остался в прошлом. При Крезе и Амасисе, для которых греческие государства являлись торговыми партнерами, источником наемников и предсказаний оракулов, золото Лидии и Египта текло в Эгейский бассейн непрерывным потоком. При Кире и Дарии, заинтересованных в экспансии и укреплении персидской власти, финансовая мощь империи ковалась в Персии и Вавилонии. Отсюда караванные пути вели к сирийскому побережью, где около 520 г. еще существовала греческая торговая фактория в Посейдионе, но основные порты находились в руках финикийцев. Кипр в этом отношении имел более выгодное расположение, чем восточногреческие полисы, и царь кипрского Саламина чеканил монету по персидскому стандарту. В Египте греки в Навкратисе и Кирене при персах лишились привилегий, дарованных им Амасисом, следствием чего стало сокращение объемов греческой торговли. Но греческие государства были больше озабочены политическими, а не экономическими проблемами, связанными с Персидской империей. Полисы, покоренные Персией, не могли пожаловаться на персидскую нетерпимость, так как в целом персы не вмешивались в местную религию, обычаи и торговлю, и, в частности, они разрешили греческим полисам снова чеканить собственную монету. Но терпимость Персии продолжалась лишь до тех пор, пока признавалась ее власть; население восставших или чересчур независимо ведущих себя государств, таких, как Приена, порабощалось или изгонялось. В сущности, персидское господство означало для греческого полиса потерю самого ценного его достояния – политической независимости. Кроме того, оно зачастую означало потерю внутренней свободы, так как Персия способствовала приходу к власти лояльных к ней тиранов. Свободные полисы опасались новой персидской экспансии. Но пока эта экспансия действительно не началась, отдельные лица и партии приготовились использовать этот новый фактор в политической игре. Осторожности их не научила даже участь Барки и Самоса: распря между царицей Кирены Феретимой и киренской колонией Барка привела к персидскому вмешательству в Киренаике, в результате Барка была разрушена, а Кирена и Эвспериды вошли в состав персидской сатрапии (ок. 518 г.). Самосец Силосон обратился к Персии за помощью и стал тираном Самоса; после этого остров вошел в сатрапию Отана, но лишь после массовой резни (ок. 518 г.).

Персы одновременно с завоеваниями вели исследования. Вслед за аннексией Аравии произошло открытие пути из Индии в Красное море. Следующей целью Дария стала Европа. Он отправил экспедицию на двух триремах и торговом судне, оснащенную в Сидоне и возглавляемую греческим врачом Демокедом из Кротона, на исследование берегов Греции и Италии и одновременно приказал сатрапу Каппадокии переплыть Черное море и напасть на европейских скифов. На скифов он решил обрушиться всей своей мощью; так как они были родственны кочевым народам, нападавшим на его империю в Азии, он решил, что они представляют более серьезную угрозу, чем европейские греки. Пока Дарий собирал войска, выставленные всеми его подданными – от саков до азиатских греков, – самосский инженер перегородил Босфор понтонным мостом, а флот, в основном греческий, проделал двухдневный путь вверх по Дунаю и навел понтонный мост там. Армия Дария, разбив гетов и покорив восточных фракийцев, в 513 г. перешла Дунай и преследовала скифских кочевников, далеко углубившись в украинские степи. Но навязать скифам решительное сражение Дарию никак не удавалось. Скифы оставляли на пути персидской армии выжженную землю, а их конница день и ночь не оставляла в покое персидские колонны, пока Дарий окончательно не оторвался от линий снабжения. Тогда ему пришлось повернуть, бросив больных и раненых. Но и при отступлении скифы не давали ему покоя до самого Дуная. Там греческие военачальники, отвергшие предложения скифов о помощи в случае, если они восстанут, прикрыли отход армии во Фракию, но некоторые греческие государства на Босфоре и Геллеспонте взбунтовались, создав угрозу армии на пути в Азию. Дарий расправился с восставшими быстро и жестоко, сжег Халкедон и Абидос, после чего вернулся в Сузы.

Поражение в Скифии означало отсрочку, но не крах планов Дария по покорению Европы. Перед началом очередной крупной кампании следовало прочно укрепиться на проливах и расширить персидскую сатрапию в Европе. Поэтому Дарий оставил в Европе сильную армию под командованием Мегабуза, а впоследствии Отана. Скифы поняли грозящую им опасность; их племена объединились, обратились к Спарте как к ведущему греческому государству в Европе с просьбой о союзе и около 511 г. в набеге на персидскую сатрапию дошли вплоть до Херсонеса. Некоторые греческие полисы по соседству с проливами восстали во главе с Византием и Халкедоном, чтобы помочь скифам, но Спарта и ее союзники их не поддержали. Персидские военачальники упрочили свою власть над проливами, подавив восстания и завоевав около 509 г. Имброс и Лемнос, а границы их сатрапии протянулись до долины Стримона, откуда в Азию было выслано непокорное племя пеонийцев. За Стримоном Дарию подчинился Аминт, царь Македонии, который выдал свою дочь замуж за сына Мегабуза. Теперь Персидская империя нависла над материковой Грецией и южной Скифией, а персидский флот господствовал в водах от ливийского побережья до восточной части Эгейского моря. В 500 г. Персия получила приглашение вмешаться во внутренние дела Наксоса, острова в составе Киклад, и было сочтено, что настал подходящий момент для наступления на материковую Грецию с ее разобщенными, как стало известно персам, полисами.

Писистрат, бежав из Афин со своей партией и казной, поселился в богатой стране между Македонией и Фракией, сперва в основанном им Рекеле (поблизости от Энеи), а позже около горы Пангей. Подобно знатному афинянину Мильтиаду, ставшему около 556 г. повелителем Херсонеса, и милетскому тирану Гистиею, который после 510 г. основал Миркин в долине Стримона, Писистрат сумел нажить огромное состояние, разрабатывая местные ресурсы серебра и леса. Во Фракии он чеканил аттические тетрадрахмы с афинской совой, аналогичные монетам выпуска 561-го и 556 гг., и строил боевые корабли и транспорты, необходимые для выполнения его планов. Теперь он мог покупать себе политическую поддержку и содержать наемников. Взяв деньги у дружественных полисов, в первую очередь у Фив с их узкой олигархией, и рассчитывая на поддержку олигархии в Эретрии, он нанял тысячу наемников в Аргосе, с которым имел связи благодаря браку, и получил средства и людей от наксосского авантюриста Лигдамида. Время для нападения он выбрал очень расчетливо – осенью 546 г., когда его союзник Аргос отвлекал внимание врага всех тиранов, Спарты, а исход великой войны между Лидией и Персией породил всеобщую неуверенность. Высадившись в Марафоне, где его встретили сторонники из города и деревень, Писистрат разбил афинское войско у Паллены и приказал побежденным расходиться по домам. Затем он захватил Акрополь, разоружил народ, взял в заложники сыновей ведущих семейств и стал тираном. Его власть надежно покоилась на трех основаниях: деньгах, наемниках и союзах. В сущности, Писистрат открыл новый путь к власти. В то время как Кипсел, Ортагор и Феаген воспользовались внутренней ситуацией, Писистрат совершил переворот с помощью иностранных отрядов и наемников. Если Спарта могла низвергать тиранов, то другие государства помогали помочь им захватить власть, и Писистрат без колебаний воспользовался их помощью.

До самой смерти в 528/27 г. Писистрат оставался тираном, проявив выдающиеся способности. Поскольку он взимал десятину со всего, что производилось в Аттике, и, вероятно, обложил налогами весь экспорт и импорт, его личное состояние возрастало пропорционально производительности государства. К счастью для Писистрата, Афины только что превзошли Коринф в производстве изящной керамики, и объем их торговли рос быстро и стабильно, чему благоприятствовала и внешняя политика Писистрата. На северо-восточном пути к Геллеспонту для афинян теперь были открыты дружественные порты в Эретрии на Эвбее, в Рекеле в заливе Термаикос, в собственной афинской базе около горы Пангей и по всему Херсонесу, где правил Мильтиад как местный династ. К этим портам Писистрат добавил еще Сигеон в Троаде, откуда изгнал митиленян, возведя в тираны своего сына Гегесистрата, без сомнения, с полного одобрения персидского сатрапа. В центральной части Эгейского бассейна Писистрат также приобрел сильных союзников. На Наксосе он поставил тираном Лигдамида, поручив ему содержание своих заложников-афинян, а Лигдамид около