— Первый раз слышу, но предположить нетрудно. Это Сволочников.

— Этот недоумок?!

— Это он прикидывался недоумком, а сам все ходил вокруг и вынюхивал. Ты разве не знаешь, что он пока в ТСЖ работал, все кабинеты на прослушку поставил?

— Ну, это всего лишь ТСЖ, а в новостях говорили про ключевых государственных бугров.

— А что, мало у нас таких в «Куполах» живет? И к кому только Гена не наведывался, пока при исполнении был! Антенны у телевизоров отключал, а когда жалобы поступали, он и посещал квартиры, чтобы, вроде, удостовериться, что жалобы обоснованны. А сам жуков незаметно прилеплял. Логично?

— Ну не знаю…

— А я знаю! Его же сегодня усыпили, на носилки погрузили и из комплекса вывезли!

— Кто вывез?

— Якобы «скорая помощь». Якобы отравился аммиачными газами в паркинге — там канализационный насос полетел. А что бы Гене делать ночью в паркинге? Он же давно не при должности. Вынесли бледного такого на носилках, а руки-ноги пристегнуты, понимаешь? И санитары — такие здоровущие качки, я еще подумала, что-то халаты на них не застегиваются, маловаты для таких битюгов! Погрузили и под вой сирены отчалили в неизвестном направлении.

— Боже мой, жуть какая!

— Это еще что! Сачков в пруду утонул!

— Кошмар! А зачем он в пруд полез?

— Вот это и загадка! Ходят слухи, что его Аполлонский утопил, ну, не сам, понятное дело, у него для этих целей Бармаглот есть. А теперь, чтобы подозрения от себя отвести, памятник собирается Сачкову ставить между беседкой и сточным колодцем.

— У меня прямо мурашки по коже…

— Вот и у Аполлонского сегодня с утра были мурашки по коже…

— А что, он с утра тут был?

— Он тут, похоже, был со вчерашнего вечера, дорогая! Закрытую вечеринку с раздеванием устроил, бывших членов правления имел. Так с утра все в простынях и повылазили наружу.

— Откуда повылазили?

— А вот этого никто понять не может. С крыши «Куполка» спустились, и все были явно не в себе.

— Кокса нанюхались?

— Да не иначе. Аполлонский сначала нес прессе какую-то ахинею про козлов и китайцев, а потом развернулся и начал мутузить Иванько, и так отмутузил, мама дорогая, на сто миллионов рублей отмутузил.

— Сто миллионов? Да столько все правление не стоит.

— Стоит, не стоит, только вот под такой залог Аполлонского из кутузки выпустили.

— Значит, Иванько скоро станет богатеньким Буратино?

— Есть у него такой шанс, если в очаге у Бармаглота не сгорит из-за непомерных своих аппетитов.

— Ладно, Дашик, спасибо за брифинг. Так как насчет укладки и макияжа?

— Могу на дом к тебе подгрести, если хочешь. Во сколько надо?

— Да ближе к вечеру, часов в шесть.

— Договорились.

Клара положила трубку и вылезла из воды. Только вытерлась и надела халат, как в дверь кто-то затарабанил. «Кларочка, там к тебе хмырь какой-то пришел. Говорит, что сосед». Выглянув из ванной, Клара увидела в проеме входной двери Леню Загребчука. Опять выпить на халяву пришел, подумала Клара. Рано еще, и вообще сегодня — безалкогольный день. Выглядел Леня неважнецки, видно, что прошедшую ночь провел бурно. А, ну да, он же из бывшего правления. Значит, ночью бурлил с Аполлонским, если верить Дашиным рассказам. Ладно, так и быть, решила Клара, — налью бедолаге, трубы-то, поди, горят.

— Ну проходи, — пригласила Клара. — Не блокируй вход.

— Кларчик, я к тебе по деликатному делу, — начал Леня.

— Понятно, что по деликатному. Выпить хочешь?

— Выпить не откажусь, когда я отказывался?

Почти машинально Леня принял стакан с виски и, не задумываясь, опрокинул. Было видно, что в его голове мучительно зреет какая-то мысль.

— Лёнь, давай, не тяни, выкладывай, у меня еще куча дел.

— В общем, так, — решился Леня, — нужен парик большого размера, чтобы уши прикрывал.

— Зачем он тебе? — поинтересовалась Клара. — У тебя вроде уши не торчат.

— Да не мне, Кислицкому.

— А ему зачем такая конспирация?

— Это не конспирация, а маскировка.

— Что маскирует? Свою глупость?

— Ухо, правое.

— Где же ему зазвездили? Когда мусорные мешки в порыве страсти в паркинге разрывал?

— Утюгом прижег. Утверждает, что сам.

— Ну Кисляк дает. Деньги-то нашел?

— Какие деньги?

— Триста тысяч.

— А что, он их терял?

— Еще как терял. Решил, что для захоронения бабла нет лучше места, чем в кухне под мойкой. А сам мойку пробкой заткнул, воду включил — и отрубился. И пришлось мне с моими козлами последствия потопа ликвидировать.

— С этими, что ли? — мотнул головой Леня в сторону коверной группы — там картинно расположились Кларины мальчики в позах охотников на привале.

— С этими, — подтвердила Клара. — Боролись с водной стихией, как львы. Гривами вытирали. А тряпки все под мойкой вымокшие — в мусорный пакет ликвидировали и к мусоросборнику вынесли. Им же, козлам, невдомек, что творческие личности имеют обыкновение хранить сбережения рядом с пищевыми отходами.

— Вот оно что! — Леня слегка расслабился. — А я-то думаю, что это Волик деньги по всему полу разложил, не тронулся ли часом. Сушил он их — нашел, значит. Мне охранник шепнул: Волик вчера вернулся домой, один, весь в растрепанных чувствах. А я сегодня мимо его двери пробегал, дай, думаю, загляну, как он там. А то на звонки не отвечает.

— Вот-вот, и мне не ответил.

— Ну, я, значит, к двери и жму на звонок. Звонок звенит, за дверью какой-то скулеж собачий, а Волик не открывает. У меня аж сердце екнуло — думаю, не случилось ли беды, может, пора мили… полицию вызывать. Дверь подергал — только на защелку закрыта, я ножичек свой швейцарский достал, язычок отодвинул, захожу так опасливо в квартиру, скулеж, понятно, громче, по комнате деньги ровным слоем, а Волика нигде не видно. У меня сердце того и гляди из пяток выпрыгнет, но иду дальше. В спальне тоже никого, но звук сильнее. Смотрю, дверь в ванную открыта, а там на полу сидит Волик с раздутым ухом и волком воет.

— Совсем раскис?

— Да в том-то и дело, что в полной депрессухе. Ухо сияет, как наливное яблочко в карамельной глазури. Маврикий, понятно, накрылся медным тазом, что ему теперь на острове делать — ни позагорать, ни поплавать. Ксюха там одна. И хорошо еще, если одна, а то, скорее всего, нашла какого-нибудь мулата. Сидит, воет, не Ксюха, конечно, Волик. Планы у них, оказывается, были на Маврикий грандиозные — сосредоточиться и оплодотвориться. Потому что в серой московской действительности размножаться у них не получается.

— Ну, если на Маврикий не едет, парик-то ему зачем?

— Про парик он еще не знает. Это моя идея — хочу вечерком вывести его куда-нибудь, поразвлечь, чтобы не сотворил с собой еще чего-нибудь. Да и мне лучше сегодня ночью лучше из «Куполов» свалить на