прервалась. За ним послали человека на машине, но машина в пути сломалась. Почти два часа пришлось потерять, пока устранили поломку. – Но, слава Богу, – заключил доктор Роберт, – наконец-то я здесь.

Умирающая глубоко вздохнула, открыла глаза и, взглянув на него с улыбкой, вновь закрыла их. – Я знала, что ты придешь.

– Лакшми, – ласково позвал он, – Лакшми, Кончиками пальцев он гладил морщинистый лоб, снова и снова.

– Любимая моя.

Слезы бежали по его щекам, но голос звучал твердо, и в нем слышалась нежность, а не слабость.

– Я уже не здесь, – прошептала Лакшми.

– Она там, в углу, – пояснила Сьюзила свекру, – и смотрит оттуда на свое тело на кровати.

– Нет, я вернулась. Мы вместе – я и боль, я и Свет, я и ты… Все мы сейчас вместе.

Вновь пронзительно закричал павлин, и сквозь гудение насекомых, которые тропической ночью свидетельствуют о тишине, донеслась веселая музыка: флейты, лютня, дробь барабанов.

– Прислушайся, – сказал доктор Роберт. – Слышишь музыку? Там танцуют.

– Танцуют, – повторила Лакшми, – танцуют.

– Танцуют – с такой легкостью, – прошептала Сьюзила, – словно у них есть крылья. Музыка зазвучала еще слышней.

– Это Брачный танец, – узнала Сьюзила.

– Брачный танец. Роберт, ты помнишь?

– Как можно забыть!

В самом деле, подумал Уилл, как можно забыть! Как забыть ему долетавшую издали музыку и рядом, так близко, неестественно частое, короткое дыхание умирающей! В доме напротив кто-то разучивал вальсы Брамса, которые когда-то любила играть тетя Мэри. Раз-два-три, раз-два-три, и – раз-два-три… Неприятная незнакомка, которая некогда была тетей Мэри, вздрогнула в своем искусственном оцепенении и открыла глаза. На желтом, изможденном лице появилось выражение злобы. – Иди и скажи им, чтобы перестали, – сказала она мальчику пронзительным, резким голосом. Казалось, она вот-вот завизжит от ненависти. Но вдруг ее злоба перешла в отчаяние, и жалкая незнакомка разрыдалась. Вальсы Брамса – их больше всего любил слушать Фрэнк.

Вновь из окна повеяло прохладой, и с ветром опять донеслась музыка – живая, веселая.

– Они все танцуют, – сказал доктор Роберт. – Там смех, любовь и счастье. И они здесь, Лакшми, – в атмосфере, как силовое поле. Радость и любовь – и моя, и Сьюзилы – сочетаясь, усиливают друг друга. Любовь и радость окутывают тебя; они несут тебя к Ясному Свету. Прислушайся к музыке. Ты слышишь ее, Лакшми?

– Лакшми опять уже не здесь, – заметила Сьюзила. – Попытайся вернуть ее. Доктор Роберт продел руку под истощенные плечи и усадил больную. Голова Лакшми упала на его плечо.

– Родная моя, – шептал он, – любимая… Глаза ее на миг приоткрылись.

– Ярче, – еле слышно прошептала Лакшми, – ярче… Лицо ее озарилось улыбкой счастья, едва ли не ликования… Доктор Роберт сквозь слезы улыбнулся ей.

– Теперь ты можешь уйти, дорогая моя. – Он ласково погладил ее седые волосы. – Теперь иди. Иди, – настаивал он. – Выйди из этого бедного старого тела. Тебе оно больше не понадобится. Спадет, как ворох изношенных лоскутьев. Рот умирающей приоткрылся, дыхание сделалось хриплым.

– Дорогая, любимая…– Доктор Роберт еще крепче прижал ее к себе. – Иди, иди. Оставь тут свое старое, ненужное тело, и уходи. Ты уходишь в Свет, ты уходишь в тишину – живую тишину Ясного Света… Сьюзила поцеловала бесчувственную руку Лакшми и обернулась к Радхе.

– Пора идти, – шепнула она, тронув девушку за плечо.

Радха, прервав медитацию, открыла глаза, кивнула и поднялась на ноги. На цыпочках она приблизилась к двери. Сьюзила кивнула Уиллу – и оба вышли вслед за Радхой. Молча шли они по коридору. У двери приемного покоя Радха распрощалась с ними.

– Спасибо, что вы позволили мне побыть рядом с вами, – шепнула она Сьюзиле. Сьюзила поцеловала девушку:

– Спасибо тебе за то, что ты помогла мне с Лакшми.

Уилл проследовал за Сьюзилой в приемный покой, вместе они вышли в теплую, благоухающую тьму и направились по улочке к торговой площади.

– А теперь, – сказал Уилл, подчиняясь странному желанию казаться циничным, – она поспешит к своему приятелю, и они займутся мэйтхуной.

– Сегодня ночью она дежурит, – спокойно ответила Сьюзила. – Но, в противном случае, почему бы и не перейти от йоги смерти к йоге любви?

Уилл не нашелся, что ответить. Он подумал о том, как провели вечер он и Бэбз, спустя несколько часов после похорон Молли. То была йога антилюбви – йога опьянения пороком и ненавистью к себе, которая усиливала его эгоизм, отчего ненависть только возрастала.

– Простите, я наговорил вам неприятных слов, – сказал он наконец.

– Это дух вашего отца. Но мы постараемся его изгнать.

Они пересекли торговую площадь и оказались в конце короткой улочки, которая вела на площадку, где они оставили свой джип. Когда Сьюзила выезжала на шоссе, свет фар упал на зеленый автомобиль, который с холма сворачивал в боковой проезд.