– Но ведь вы человек, для которого «да» – не ответ. Откуда же возражения?

– Конечно, возражать не следует, – согласился Уилл. – Но ведь сохраняется же эстетическое чувство. «Нет» следует высказывать красиво. «Станем есть и пить, ибо завтра умрем». – Уилл с отвращением поморщился.

– Что ж, – сказала Сьюзила, – в некотором смысле совет превосходен. Есть, пить, умереть – это три основных проявления универсальной, внеличностной жизни. Животные пьют, едят и умирают, не задумываясь над этим. Обыкновенные люди задумываются, но отказываются жить только этим. Но просветленные всецело принимают это. Они едят, пьют и умирают, но делают это особым образом.

– И потом воскресают из мертвых?

– Это один из вопросов, которые Будда отказывался обсуждать. Можно верить в вечную жизнь, но это не поможет вам стать вечным. Не поможет и неверие. И потому отбросьте все споры (таков совет Будды) и принимайтесь за работу.

– А что это за работа?

– Труд, которым обязан заниматься всякий – достижение просветления. И предварительное занятие всеми видами йоги при постепенном углублении осознания.

– Но мне не хочется становиться более сознательным, – сказал Уилл.™ Я хочу знать как можно меньше. Поменьше знать об ужасах вроде смерти тети Мэри и трущоб Рендан-Лобо. Поменьше ужасных картин – и отвратительных запахов. Я не хочу помнить даже самых изысканных запахов, – добавил Уилл, вновь почувствовав сквозь вонь псины и отравленной раком крови тончайшее благоухание розового алькова. – Я не хочу помнить ни о моих солидных доходах, ни о потрясающей нищете других. Я не хочу помнить о собственном великолепном здоровье среди океана малярии и нематод. Не хочу помнить о собственных стерильных сексуальных забавах посреди толп изможденных от голода детей, «Прости им, ибо не ведают, что творят». Какое блаженное состояние! К несчастью, я ведаю, что творю. Да, слишком хорошо знаю. И вы убеждаете меня, чтобы я осознал это еще лучше!

– Я не убеждаю вас, – сказала Сьюзила, – а просто привожу совет, который давали мудрецы от Гаутамы до старого раджи включительно. Начните с того, чтобы осознать, за кого вы себя принимаете. Я помогу вам. Уилл пожал плечами:

– Каждый считает себя чем-то уникальным, центром всей вселенной! Но в действительности всякий представляет собой попросту небольшое препятствие неустанному процессу энтропии.

– Да, это первая половина послания Будды. Преходящесть, непостоянство души, непрерывное горе. Но Будда на этом не остановился: послание имеет вторую половину. Это временное замедление энтропии – чистейшая, неразбавленная Тождественность. Отсутствие неизменности в душе также является проявлением природы Будды.

– Отсутствие души – да, с этим легко совладать. Но что вы скажете о раке, о медленной деградации? О голоде, о перенаселенности, о полковнике Дайпе? Они также являются чистейшей Тождественностью?

– Конечно. Но, к. сожалению, людям, которые вовлечены в это разнообразие зол, трудно обнаружить в них природу Будды, Для всеобщего просветления необходимы социальные реформы и предварительная подготовка.

– Но, несмотря на общественное здоровье и социальные реформы, люди все-таки умирают – даже на Пале, – иронически добавил Уилл.

– Вот почему следствием общественного благосостояния должна быть дхьяна – все йоги жизни и смерти, ибо вы должны знать, даже в предсмертной агонии, кем вы, несмотря на все, действительно являетесь. На веранде послышались шаги, и детский голос позвал:

– Мама!

– Я здесь, дорогая, – обернулась Сьюзила. Дверь распахнулась, и в комнату вбежала Мэри Сароджини.

– Мама, – выпалила она, задыхаясь, – они сказали, ты должна прийти сейчас же. Из-за бабушки Лакшми. Она… Заметив Уилла, лежащего в гамаке, девочка осеклась:

– Ой! Я не знала, что вы здесь.

Уилл, ничего не говоря, помахал ей рукой. Девочка мельком ему улыбнулась и вновь обратилась к матери:

– Бабушке Лакшми вдруг стало очень плохо, а дедушка Роберт сейчас на Высокогорной станции, и они не могут ему дозвониться.

– Ты все время бежала?

– Да, но не там, где тропинки слишком крутые. Сьюзила обняла и поцеловала девочку, а потом проворно и деловито поднялась со стула.

– Я иду к матери Дугалда, – сказала она.

– Она…– Уилл взглянул на Мэри Сароджини, а потом опять на Сьюзилу. – Является ли смерть табу? Можно ли упоминать об этом при ребенке?

– Умирает, вы хотите сказать? Уилл кивнул.

– Мы все этого ждали, конечно, – сказала Сьюзила, – но только не сегодня. Сегодня утром ей было немного лучше. – Сьюзила покачала головой, – Что ж, мне надо идти, чтобы стоять рядом – даже находясь в другом мире. Хотя это, конечно, не другой мир. Не настолько другой, как вам представляется. Нам придется прервать беседу, но, думаю, еще будет возможность поговорить. Кстати, что вы собираетесь делать? Можете остаться здесь. Или – хотите – я отвезу вас к доктору Роберту? Можно также поехать со мной и Мэри Сароджини в больницу.

– В качестве профессионального наблюдателя казней?

– Нет, но в качестве человеческого существа, которому необходимо знать, как жить и как умирать, – с чувством проговорила Сьюзила. – Необходимо знать так же, как и всем нам.

– А может, и более, чем всем остальным. Но не помешаю ли я?