просто хотелось очутиться там, где их не сможет услышать никто — даже мадам Аннет, но открывшийся вид заставил его позабыть обо всем, даже о своих страхах.

— Планировка сада мне нравится, — сказал он. — Красиво и не слишком приглаженно.

— Моей заслуги тут нет. Я просто стараюсь поддерживать его в том же виде, в котором он был, когда мы купили дом.

Подросток наклонился, чтобы полюбоваться чайными розами — к удивлению Тома, он даже знал их название: «Краса Лондона», — но затем его внимание привлекла оранжерея. Здесь было настоящее царство зелени — цветы в бутонах, кустики с разноцветными листьями, специально отсаженные цветущие растения для подарков друзьям Билли с видимым наслаждением вдыхал запах хорошо политой, богатой минералами земли.

Возможно ли, чтобы такой паренек оказался воспитанным в роскоши сыном Джона Пирсона, наследником, которому предстояло — если только у него нет старшего брата — взять в свои руки бразды правления всем бизнесом? И почему он не воспользуется тем, что здесь они совсем одни, и не заговорит?

Между тем Билли упорно молчал. Он разглядывал растения, а одно даже слегка потрогал кончиками пальцев.

— Давай-ка вернемся в дом, — сдерживая нетерпение, проговорил Том.

— Слушаюсь, сэр! — отозвался Билли и тотчас виновато выпрямился.

«Интересно, в какого рода школах в наши дни приучают так отвечать — в военных, что ли?» — подумал Том.

Ужинали там же, в гостиной. Аннет подала цыпленка с яблоками в тесте — последнее по просьбе Тома Аннет добавила к меню после телефонного звонка Билли. Паренек ел с аппетитом и даже отдал должное великолепному сухому «монтраше». Он расспрашивал об Элоизе, ее родителях, интересовался, где они живут и какие они.

Тому пришлось сделать над собой большое усилие, чтобы не высказать своего истинного мнения о них — в особенности о папаше Плиссоне.

— Ваша... мадам Аннет говорит по-английски?

— По-английски она даже не умеет пожелать доброго утра, — ответил Том с улыбкой. — Она не любит ничего английского. А почему ты спросил?

Паренек нервно облизал губы и наклонился к нему. Теперь их разделял лишь стол.

— Что, если бы я признался, что я и есть тот самый, о ком вы давеча упомянули, — Фрэнк?

— Ты уже об этом спрашивал, — отозвался Том, он понимал, что выпитое вино оказало свое действие на его гостя. — Тем лучше. Значит, ты здесь потому, что хотел некоторое время побыть один, вдали от дома?

— Вот именно, — полушепотом сказал паренек. Он старался, чтобы его голос не дрожал, но по глазам было видно, что он слегка опьянел. Вы меня не выдадите, правда?

— Разумеется, нет, можешь на меня положиться. У тебя, вероятно, есть на то свои причины.

— Да, да. Мне бы хотелось пожить под чужим именем. Мне неловко, что я вот так сбежал, но...

Том терпеливо ждал. Он чувствовал, что паренек собирается наконец сказать ему правду, хотя, возможно, и не всю. «Вот уж воистину справедлива поговорка о том, что истина — в вине», — подумал он. Пьяный не способен держать язык за зубами — во всяком случае, если он в таком юном возрасте, как этот парнишка.

— Расскажи-ка мне о семье. У тебя же есть еще брат — Джон Пирсон-младший — так, кажется?

— Ну да, Джонни, — отозвался Фрэнк, вертя в руках бокал и устремив взгляд в центр стола. — Я взял его паспорт. Выкрал его. Джонни скоро девятнадцать, а подпись его я умею подделывать... довольно хорошо. Вы только не подумайте, что я делал это когда-нибудь раньше. — Фрэнк замолчал и мотнул головой, будто пытаясь сосредоточиться.

— Что ты сделал после того, как ушел из дома?

— Сел в самолет, полетел в Лондон, пробыл там дней пять, потом — в Париж.

— Ясно. Деньги у тебя были? Надеюсь, ты не подделывал чеков на имя брата?

— Что вы, нет, конечно. У меня были с собой наличные — тысячи две-три. Это не проблема, взял дома, я же умею открывать сейф.

В это время появилась мадам Аннет, чтобы сменить приборы и подать десерт — клубнику со взбитыми сливками в тарталетках.

Как только она ушла, Том поторопился возобновить разговор, пока Фрэнк снова не замкнулся в себе.

— А чем Джонни занимается?

— Учится в Гарварде. Но сейчас у него каникулы.

— А где у вас дом?

В глазах Фрэнка мелькнула растерянность, словно он не совсем понял, о чем его спрашивают.

— Штат Мэн, городок Кеннебанкпорт, — ответил он неуверенно.

— Насколько я припоминаю, вроде и похороны проходили в Мэне. Оттуда ты и дал деру? — полушутя спросил Том и был поражен испугом, мелькнувшим в глазах Фрэнка.

— Да, это время года мы всегда проводим в Кеннебанкпорте. Там и хоронили. После кремации.

Том хотел спросить, считает ли Фрэнк, что его отец действительно покончил с собой, но вовремя спохватился: вопрос прозвучал бы бестактно, ведь им двигало простое любопытство.

— А как мама? — вместо этого спросил он таким тоном, как будто справляется о самочувствии хорошо знакомого человека.

— Ну... она очень хорошенькая, хотя ей уже сорок с чем-то. Светловолосая.

— Ты с ней ладишь?

— Вполне. Она веселая — совсем не такая... не такая, каким был мой отец. Любит общество, политикой интересуется.

— Да? А за кого она голосует?

— За республиканцев, — отозвался мальчик и улыбнулся Тому.

— У твоего отца, кажется, она — вторая жена?

— Верно, вторая.

— Ты дал знать матери, где находишься?

— Н-нет... Оставил, правда, записку, что уехал в Новый Орлеан, потому что они знают, как мне нравится этот город. Я несколько раз ездил туда один и жил в отеле «Монтелеоне». Мне пришлось идти до автобусной остановки пешком. Если бы я попросил Юджина — это наш шофер — отвезти меня на станцию, то они бы скоро выяснили, что я уехал не в Новый Орлеан, так что я дошел до остановки, добрался до Бангора на автобусе, оттуда — в Нью-Йорк, и на самолет. Можно я закурю? — спросил Фрэнк и взял сигарету из серебряной чащи. — Наверняка родные позвонили в отель, обнаружили, что меня там нет, ну и... подняли шум. Я знаю из «Трибьюн», я здесь иногда покупаю эту газету.

— И через сколько дней после похорон ты уехал?

— Кажется, через неделю или чуть больше, — неуверенно ответил Фрэнк.

— Отчего бы тебе не послать матери телеграмму, чтобы она знала, где ты? По-моему, все время прятаться довольно скучно, разве я не прав?

«Может, и не прав, — подумал Том. — Может, ему такая игра интересней».

— В настоящий момент у меня нет... нет желания общаться с родными. Хочу пожить сам по себе. Быть свободным, — произнес Фрэнк.

Том задумчиво кивнул:

— По крайней мере, теперь мне понятно, почему у тебя волосы топорщатся — ты привык делать пробор слева, а теперь причесываешься, как Джонни.

— Ну да.

Прошла мадам Аннет с подносом — кофе был сервирован в соседней комнате. Мужчины встали. Том взглянул на часы, еще не было десяти... «С чего это Фрэнк Пирсон решил, будто Том Рипли отнесется к нему с пониманием? — подумал Том. — Не потому ли, что парнишка вычитал в старых газетах, что у мистера Рипли довольно сомнительная репутация? Может быть, на совести Фрэнка тоже какой-то неприглядный