могилы. Впрочем, возможно, для Бернарда это было бы и к лучшему, — он меньше думал бы о самоубийстве, зная, что он не убийца. А может быть, для замутненного сознания Бернарда это не имело значения? И вообще, что такое хорошо и что плохо?

В восьмом часу Том позвонил Цинтии домой на Бейсуотер-роуд.

— Цинтия, я собираюсь уезжать, но перед этим хочу спросить тебя: если я вдруг встречу где-нибудь Бернарда, — не могу ли я его заверить…

— В чем? — резко бросила Цинтия. Ее тон был агрессивным.

— В том, что ты согласишься встретиться с ним. В Лондоне. Понимаешь, было бы очень неплохо, если бы я мог сказать ему что-нибудь обнадеживающее. Ему очень нужна поддержка.

— Не вижу никакого смысла встречаться с ним, — отрезала Цинтия.

В ее голосе слышалась непоколебимая уверенность среднего класса в своей непорочности и правоте. Неприступные серо-коричневые камни бастионов. Непробиваемая стена.

— Значит, ты ни за что, ни при каких обстоятельствах не согласишься?

— Боюсь, что нет. К чему тянуть? Гораздо легче порвать сразу. Да и Бернарду так будет легче.

Решение было окончательным и бесповоротным. Никаких компромиссов. Но вместе с тем, как это ужасно мелко и ничтожно, подумал Том. Ну, теперь он хотя бы знал, что к чему. Три года назад девушку увлекли и обманули, ее не оценили, оскорбили и бросили. Раз Бернард так поступил, то пускай теперь сам постарается по мере сил искупить это.

— Ладно, Цинтия. Чао.

Может быть, ее уязвленная гордость утешится, когда она узнает, что Бернард повесился из-за нее?

Во время этого разговора Джефф с Эдом вышли в спальню Джеффа и ничего не слышали. Они поинтересовались результатами.

— Она не хочет его видеть.

Похоже, ни тот, ни другой не осознавали, к чему это может привести. Чтобы закрыть тему, Том сказал:

— Конечно, не исключено, что я и сам никогда больше не увижу Бернарда.

Они отправились на вечеринку к Майклу. Что за Майкл? Прибыли почти в полночь. Половина гостей была на бровях, и Том не увидал среди них никого мало-мальски интересного для себя — или для Дерватта. Он уселся в глубокое кресло, оказавшись почти под самой лампой, потягивал из большого стакана виски с содовой и болтал с несколькими гостями, взиравшими на него если не с благоговением, то, по крайней мере, почтительно. Джефф присматривал за обстановкой с противоположного конца комнаты.

Интерьер был выдержан в розовых тонах; отовсюду свисали какие-то огромные кисти. Стулья напоминали белые меренги. Девушки носили такие короткие юбки, что взгляд Тома, не привыкший к подобному зрелищу, то и дело увязал в замысловатых рисунках на разноцветных колготках. В конце концов ему стало противно. Идиотки, подумал он. Тронутые. Или, может быть, он смотрел на них глазами Дерватта? Было очень трудно представить себе живую плоть под этими колготками, из-под которых иногда выглядывали трусики. Когда девушки наклонялись, чтобы взять сигарету, становилась видна их грудь. Прямо не знаешь, на какую половину девушки смотреть. Посмотрев на верхнюю, Том натолкнулся взглядом на глаза в коричневой бахроме Бесцветный рот под глазами произнес:

— Дерватт, а где вы живете в Мексике? Я понимаю, что всерьез вы мне не ответите, но и понарошку сойдет.

Том разглядывал ее сквозь простые стекла своих очков, изобразив задумчивое любопытство, словно для решения поставленной перед ним задачи он включил свой великий ум лишь на половину мощности. На самом деле он не испытывал ничего, кроме скуки. Насколько лучше смотрятся юбки Элоизы чуть выше колен, полное отсутствие косметики и нормальные ресницы вместо этих наставленных на него наконечников копий.

— Ну, где… — произнес он глубокомысленно. — К югу от Дуранго.

— А где это — Дуранго?

— К северу от Мехико. Название деревни я вам сказать не могу. Это слишком длинное ацтекское слово, мне его не выговорить. Ха-ха-ха.

— Мы хотим найти уголок, не испорченный цивилизацией. Мы — это мой муж Зах и двое наших детей.

— Попробуйте Пуэрто Валларта, — посоветовал Том. Тут его спас Эд, поманивший его из своего угла. — Прошу простить, — сказал он, поднимаясь с белой меренги.

Эд сказал, что пора сматываться. Том был с ним согласен. Джефф плавно скользил среди гостей, бросая тут и там реплики и одаривая собеседников непринужденной улыбкой. Безупречные манеры, подумал Том. Молодые и не очень молодые люди следили взглядом за Томом. Возможно, они не решались подойти; а может быть, и не стремились.

— Ну что, уходим? — спросил Том, когда Джефф присоединился к ним.

Том считал, что перед уходом надо непременно познакомиться с хозяином. За тот час, что они здесь провели, им это не удалось. Майкл оказался невысоким мужчиной в медвежьей парке со свисающим сзади капюшоном. Его черные волосы были острижены “под ежик”.

— Дерватт, вы были самой крупной жемчужиной в моем сегодняшнем ожерелье! Я просто не могу выразить, как я рад и как благодарен этим старым…

Конец фразы потонул в окружающем гаме. Обмен рукопожатиями, и наконец дверь за ними закрылась.

— Уф, — произнес Джефф, когда они спустились на два пролета, и закончил шепотом: — Мы пошли на эту вечеринку только потому, что здесь нет людей, сколько-нибудь значительных.

— И вместе с тем, они значат немало, — отозвался Эд. — Это Публика. Так что еще с одним успехом тебя, Том!

Том не стал спорить. Пускай считают вечер успешным, если хотят, — ведь и правда, бороду ему не оторвали.

Они высадили Эда из такси на каком-то перекрестке.

Утром Том позавтракал в постели. Джефф решил, что это послужит ему хоть небольшой компенсацией за неудобства, причиняемые бородой во время еды. Затем Джефф вышел купить какие-то фотопринадлежности, сказав, что к половине одиннадцатого вернется, но проводить Тома в Вест-Кенсингтон на автобус не сможет. В одиннадцать Том прошел в ванную и принялся осторожно отклеивать марлю с бородой.

Зазвонил телефон.

Сначала Том не хотел подходить. Но не будет ли это выглядеть подозрительно? Как будто он прячется от людей.

Собравшись с духом на случай, если это Уэбстер, Том произнес голосом Дерватта:

— Алло? Я слушаю.

— Могу я поговорить с мистером Константом?.. Или это вы, мистер Дерватт?.. Очень хорошо. Это инспектор Уэбстер. Каковы ваши планы, мистер Дерватт? — поинтересовался инспектор своим обычным обходительным тоном.

Для инспектора у Тома не было определенных планов.

— Где-то на этой неделе возвращаюсь в Мексику, к своим соляным копям, — хмыкнул он. — И к спокойствию.

— Не могли бы вы позвонить мне перед отъездом? — Уэбстер дал номер полицейского управления и свой добавочный, и Том записал их.

Вернулся Джефф. Том уже собирался выходить. Ему не терпелось поскорее уехать. Попрощались они кратко, Том — так даже небрежно. Но каждый из них знал, что его благополучие зависит от другого.

— Счастливо. Храни тебя…

— Счастливо.

К черту Уэбстера.

Вскоре Том уже был пристегнут ремнями внутри кокона аэроплана, в синтетической атмосфере с улыбающимися стюардессами, дурацкими желто-белыми карточками, которые надо было заполнять, и в