– Не беспокойся об этом. Если тебя все-таки уволят, я позабочусь о тебе, – ласково пошутил Марк. – Я предлагал свою помощь с самого начала и не оставлю тебя до конца.

– Обещаешь?

– Конечно. Только я не уверен, что смогу обеспечить тебе тот уровень жизни, к которому ты привыкла, – продолжал шутить Марк, – но ты не будешь голодать, и я буду веселить тебя.

– Звучит великолепно. Теперь я действительно энергично займусь этим делом, в надежде, что меня уволят как можно скорее.

– Обед в восемь?

– Если меня не уволят раньше.

– Ты скучаешь по мне?

Сьюзен рассмеялась. Она скучала по нему уже не один месяц.

У Пейдж был сумасшедший день. Сначала Сьюзен и Марк, пялящиеся друг на друга таким возмутительно мечтательным взглядом, словно были на грани какого-то открытия, как будто любой влюбленный идиот не открывал это как минимум тысячу раз. Неужели они не знали, что причиной этого было состояние, которое называется «влюбленность»?

Влюбленность сродни ощущению падения, это как несчастный случай: человек теряет равновесие и летит в пропасть, где неминуемо расшибается. Падение… Удар… Боль.

Так и влюбленность кончается разочарованием и болью.

Пейдж не теряла равновесия. Она просто нервничала.

Нервничала по поводу того, как выбить все фантазии, которые она посеяла в голове Ники насчет того, какой незабываемой она будет в постели.

Сегодня она провела два частных урока на дому у клиентов, чтобы заработать денег на подарок для Ники.

Затем в спортивный клуб Лос-Анджелеса позвонил один из инструкторов и сообщил, что заболел, и ей пришлось выдержать двойную нагрузку – за себя и за заболевшего инструктора. На последнем занятии она так устала, что после тренировки чуть не потеряла сознание. Затем, почувствовав сильный приступ тошноты, она была вынуждена бежать в туалет, чтобы ее вырвало.

После этого у нее было еще два частных урока, а потом она объехала город, собирая экстравагантные яства для импровизированного пикника, который запланировала устроить вечером в постели у Ники. Из-за всего этого она попала домой гораздо позже, чем планировала.

Тем не менее она умудрилась за сорок пять минут принять ванну и добраться до Ники.

Дочь Ники, Марни, съезжала с подъездной дорожки как раз в тот момент, когда Пейдж въезжала на нее, и они помахали друг другу. Волосы Марни были подстрижены, как у панка, и Пейдж удивилась этому хипповатому виду. Она приписала эту перемену на счет рок-импрессарио, на которого жаловался Ники. Марни встретила его на вечере после концерта в зеленой комнате «Стар Доума», и Пейдж знала, что Ники проверял парня, выискивая семейные тайны, в надежде, что они были. Его настойчивость удивила бы ее, если бы она не знала, что он принадлежит к тому типу отцов, которые находят что-нибудь отрицательное решительно во всех поклонниках своей дочери. Старый фрейдистский комплекс искажал его восприятие.

Хотя были еще только сумерки, огни двадцатидвухкомнатного особняка уже сияли, когда Пейдж вышла из машины и подошла ко входу. Перед тем как позвонить, она коротко вздохнула. Ее голова была занята обдумыванием плана действий. Что, если он уже внизу и готов ехать? Что тогда? Что отвечать, если он поинтересуется сумками с покупками?

Внутри одной из них был подарок для Ники: великолепный халат, который она на самом деле купила для себя, потому что цвет ее халата ей не подходил и не нравился фасон. Внутри другой сумки были продукты, которые должны были заменить их обед в «Чейзенс».

Дверь открыл Сэмми – дворецкий Ники, филиппинец.

– Здравствуйте, мисс Уильямс. Вы прекрасно выглядите!

На ней – белое трикотажное вечернее платье в обтяжку, которое она считала подходящим к случаю: очень сексуальное, но изысканное, идеальное для девочки, которую он хотел бы затащить в постель, и все же с достаточным вкусом.

– Спасибо. Он наверху? – спросила Пейдж, надеясь на положительный ответ, что значительно упростило бы организацию и осуществление соблазнения.

– Да. Я скажу ему, что вы здесь, – сказал Сэмми, собираясь идти наверх, но Пейдж жестом остановила его:

– Все в порядке.

Она сама отправилась наверх, слегка подмигнув Сэмми.

Ники как раз завязывал перед зеркалом галстук, когда она вошла в комнату, толкнув незапертую дверь и задом шаловливо прикрывая ее за собой. По телевизору, естественно, передавали спортивные новости.

– Привет. Ну, разве ты не восхитительна? – воскликнул Лумис, поворачиваясь с похотливым выражением на лице, чтобы отдать ей должное.

Сам он в темном костюме и галстуке выглядел щеголем. Пейдж подумала, что если бы у них были дети, то они унаследовали бы высокий рост и прекрасное телосложение. Если бы это была девочка и ей бы достался нос Ника, то, возможно, понадобилась бы пластическая операция, но если бы она получила блеск его глаз, то была бы просто неотразима.

Она подошла, чтобы помочь ему с галстуком, хотя в ее намерения не входило позволять ему куда-либо идти. Его встречу с друзьями в «Чейзенс» можно было считать почти отмененной.

Пока она примерялась и завязывала у него на шее галстук в крапинку из итальянского шелка, он ухватил кончиками пальцев ее соски, заставив их затвердеть так, что они стали выпирать через ткань платья.

Оставив одну руку на ее груди, он скользнул другой вниз по спине, бормоча что-то насчет идеальных форм. На Пейдж не было трусиков, и когда до него это дошло, он задрал подол ее платья и обхватил голые ягодицы с видом жадного удивления.

– Боже мой, я же не смогу сосредоточиться на обеде, – пожаловался он, пробегая руками вниз по ее бедрам, прижимаясь к ней возбужденным естеством. – Ты такая баловница. В один прекрасный день я просто запрыгну на тебя, маленькая сучка, – сипло пригрозил он.

– Всему свое время.

– Правда?

– Да.

– А как ты собираешься сосредоточиться? – спросил он, запуская пальцы туда, где обычно находились трусики, и чувствуя там влажность.

Она обхватила его член двумя руками и, слегка массируя, двинулась вниз, а затем, добравшись до яичек, обратно вверх, чуть медленнее и нажимая чуть сильнее, при этом мягко покусывая мочку его уха.

– Ты сводишь меня с ума. Я даже не могу разговаривать с тобой по телефону без того, чтобы у меня не возникла эрекция.

Его руки крепко обхватили ее бедра, вызывая приятную слабость, которую она не позволяла прежде ощущать с ним. Наконец она почувствовала себя свободно и легко, так как не было необходимости сдерживать себя.

– Ах, черт побери, я не могу так идти, Пейдж, – прорычал он, начиная снимать брюки. – Я хочу почувствовать твой нахальный ротик. Давай, детка, сделай мне минет перед тем, как мы пойдем.

Пейдж отступила и засмеялась, радуясь агрессивному выражению его лица. Она расстегнула платье.

– Я сделаю лучше, – предложила она с хитрой усмешкой, стоя перед ним в одних туфлях на высоких каблуках из кожи ящерицы, которые подчеркнули длину ее ног, когда она, выбравшись из путаницы платья, не торопливо направилась к его роскошной кровати.

Она тянула время, снимая с кровати покрывало, а затем растянулась на боку, приглашая его подойти поближе. Зеркало на потолке подтверждало, что эффект был что надо. Это же подтверждало выражение его лица.