улыбке. Она снова достала из кармана смокинга бумажник и дала девушкам две стодолларовые купюры, чтобы финансировать выполнение своего плана.

Перво-наперво блондинка побежала доставать для Пейдж ножницы и серебряный поднос с куполообразной крышкой, в то время как рыжую она послала за ручкой и листком бумаги, а заодно и за жакетом Пейдж, который остался в зале.

Оставшись одна, Пейдж перестала улыбаться и принялась составлять соответствующие записки.

В записке для Стена говорилось:

«Извини, ты был со мной неискренен. Как выясняется, меня беспокоит то, что ты женат, а моих дублерш, которые удвоят твое удовольствие, нет. Я уверена, что ты в любом случае считаешь нас взаимозаменяемыми экземплярами. Поэтому развлекайся. И, между прочим, тебе не стоит сегодня наведываться в «Шато Мармонт», чтобы не ставить себя и меня в неловкое положение… К счастью, у тебя есть где ночевать».

Записка Ники Лумису содержала всего одну фразу: «Чем меньше – тем больше».

То, что она запланировала послать вместе с запиской, скажет все остальное.

Когда две одуревшие тинэйджерки без царя в голове вернулись с вещами, за которыми ходили, Пейдж принялась за работу. Рассчитывая использовать страсть Ники Лумиса к мини-юбкам, она решила обрезать подол своего вечернего платья. Перед тем как набраться хладнокровия и приступить к делу, она бросила на него последний долгий взгляд. Зеркало было не до пола, поэтому ей пришлось встать на стул и попросить девиц помочь ей. Весь тот кокаин, который они употребили, вряд ли способствовал твердости их рук.

– Эй, это же Валентино. Сосредоточьтесь! – отдавала распоряжения Пейдж, не в состоянии поверить, что они проделывали это с ее платьем, которое она даже не мечтала когда-либо купить.

Глядя на то, как ножницы вгрызаются в роскошную ткань, она испытывала слабое утешение от того, что Тори, по крайней мере, тоже выпал шанс надеть его.

Когда операция была закончена, Пейдж выложила мерцающие бисером остатки платья на серебряный поднос, добавила здоровый стебель красного имбиря, который вытащила из цветочной композиции, и записку для Ники Лумиса. Блестящая куполообразная крышка идеально завершала картину.

После того как девицы ушли, унося с собой серебряный поднос с куполообразной крышкой и несколько хрустящих купюр для официанта, который должен был вручить его, плюс смокинг с бумажником и кредитными карточками для возвращения «Филадельфии», Пейдж кинула на себя в зеркале последний взгляд. Хорошо, что у нее все еще прекрасные ноги, думала она, вставая на цыпочки, чтобы посмотреть, как она выглядит в мини-платье за пять с половиной тысяч долларов. Испытывая знакомые симптомы страха перед выходом на сцену, она скрестила на счастье пальцы и устремилась вперед.

Частично скрытая примитивной африканской скульптурой, она стояла как вкопанная рядом с дверью, наблюдая за Ники, который без тени юмора смотрел на официанта, вручавшего ему поднос, накрытый куполообразной крышкой. Обнаружив сверкающий материал и вытащив записку, он без стеснения присвистнул своим друзьям, в кругу которых стоял. На его лице появилось выражение мальчишеской радости, и Пейдж с облегчением вздохнула. Этот человек был воплощением озорства; она поняла это, когда он снова присвистнул, прочитав приложенную записку, и, все еще держа в руке большой стебель имбиря и обрезанный подол ее платья, стал оглядываться в поисках остального.

Увидев Пейдж, он издал радостный возглас. Ее сердце подпрыгнуло, и она стремглав рванула через дверь, мимо стен, обшитых старинными панелями, которые нечаянно задела, мимо великолепных резных консолей, экзотических живописных полотен, красочного китайского фарфора и выставленных страусиных яиц, споткнувшись о завернувшийся вверх угол абюссонского ковра, поднялась и понеслась к выходу мимо бесценных сокровищ, демонстрировавшихся в масштабах, которых она никогда раньше не видела. Пейдж кинула беглый взгляд на «Филадельфию», который на танцплощадке уже бурно жестикулировал с двумя девчонками, которых она послала ему в подтверждение своего решения.

В два счета Ники Лумис оказался рядом с Пейдж. Его глаза коротко глянули ей в лицо, а затем опустились вниз на перекроенное платье и задержались там с живым интересом. Нечасто ей приходилось так задирать голоpу, но он был таким огромным, таким невероятно могучим. Он был похож на быка, и «Филадельфия» рядом с ним выглядел слишком смирным, слишком слащаво красивым.

– По-моему, я хотел бы познакомиться с тобой получше, – мягко произнес Ники.

– Не здесь, – ответила Пейдж, уверенная в успехе и пока что довольная своим обменом.

Это его забавляло, но он был осторожен.

– Отель «Бел Эйр» – подходящее… – сказал он, жестикулируя большой рукой, и на его пальце сверкнул массивный перстень с сапфиром.

Но Пейдж лукаво улыбнулась, вытягивая руку и дотрагиваясь пальцем до его губ, чтобы помешать ему закончить фразу.

– Сегодня я угощаю, – сказала она со своей знойной улыбкой, хорошо осознавая, что такой человек, как Ники Лумис, не привык к тому, чтобы его «угощали», а уж тем более, чтобы это делали его подружки.

Он привык заботиться обо всем, брать инициативу во всем, платить за все. Но в этом заключался план Пейдж: она хотела отстранить его от власти, а себя выделить, показать, что она не такая, как все. Мини- юбка была всего лишь уступкой.

Ее предложение было тактическим ходом, дерзким и наглым вызовом, призванным возбудить его интерес, что, очевидно, и получилось. Она намеревалась быть осторожной, чтобы не попасть ни в один из шаблонов Ники Лумиса, особенно чтобы не стать шаблонным приключением на одну ночь, о чем ее уже предупреждали.

Игриво Пейдж выхватила у него из рук ключи от машины и сама села за руль его «роллс-ройса». Не успел он хоть что-нибудь сказать, как она уже полностью взяла инициативу на себя и выруливала из ворот сказочного замка, увозя молчаливого Ники вниз по бульвару Сансет в сторону другого замка – «Шато Мармонт».

«Он так сильно хочет уложить меня, что позволяет мне показать место «стыковки»«, – подумала она с внутренним ликованием, очень довольная собой.

Ошарашенный вид Ники Лумиса, когда он, оглядев пентхаус, заметил икру, шампанское, цветы, музыку, приглушенный свет, откинутый угол одеяла, эффектный вид ночного города, освещавший номер, заставил сердце Пейдж радостно забиться.

Он был совершенно сбит с толку. Она поняла это по выражению его лица, когда он повернулся к ней.

– Ты все это спланировала заранее?

Ее губы изогнулись в непроизвольной ухмылке.

«Спасибо „Филадельфии»«, – подумала она, полностью его прощая. – Спасибо ему за пентхаус и за то, что он заказал потрясающее угощение. Спасибо, что был занят целый день и не успел все это попробовать. Спасибо, что привел ее на вечер к Ники Лумису. И спасибо за рубиново-красное платье…»

– Кто бы еще это сделал? – пошутила она, присоединяясь к Ники на кушетке.

С головокружением от успеха Пейдж сама открыла бутылку шампанского и наполнила два хрустальных бокала. Лумис просто сидел, откинувшись назад и наблюдал за ней с неприкрытым изумлением, расслабляясь, получая удовольствие от всего происходящего, в какую бы игру она ни играла, и позволяя ей играть в нее до конца.

Его большие руки покоились на спинке кушетки, одна нога была вытянута вперед, в сторону Пейдж, а другая – согнута в колене в небрежной манере спортсменов. Его галстук-бабочка свободно болтался на шее, а пара верхних пуговиц элегантной белой рубашки были расстегнуты.

– По-моему, мне нравится, что я соблазнился на изменение своих планов, – резюмировал он, принимая бокал шампанского, который она протянула ему.

Пейдж снова улыбнулась.

«Чем меньше – тем больше», – напомнила она себе, веря, что для нее это лучшая тактика.

Она собиралась мало говорить, не подпускать его к себе и не развеивать образ, который она сымпровизировала по наитию, понимая, что ему нравится. Вместо того чтобы биться над ответом или попытаться сменить тему разговора, она занялась вскрытием банки – с белужьей икрой.

– Ну… У меня есть несколько вопросов, – начал Ники, откусывая кусочек крекера, намазанного икрой, который она ему приготовила.