– Это она! – произнес я тихо. – Она бережет сон Лео!

– Лео! – повторила Аэша, – «Лео» значит «лев» по-латыни. Старик удачно назвал его львом. Странно, странно, – продолжала она, – так похож! Это невозможно! – нетерпеливым жестом она провела рукой над водой.

– Не желаешь ли ты что-нибудь спросить у меня, Холли? – заговорила Аэша после минутного раздумья. – Тебе тяжело жить там, среди дикарей? Посмотри, чем я питаюсь! – она указала на фрукты. – Я не ем ничего, кроме фруктов и воды. Мои служанки ожидают тебя! Они – глухонемые, но верны и преданны мне, и я умею понимать их! Я сама воспитывала их. Это продолжалось несколько столетий и стоило многих хлопот. Первое поколение моих воспитанниц оказалось безобразным, и я позволила им умереть! Теперь, как видишь, все они красивы. Я хотела воспитать целую расу великанов, но природа не допустила этого. Что ты хочешь спросить у меня?

– Только одно, Аэша, – ответил я смело, – позволь мне взглянуть на твое лицо!

Она засмеялась звенящим смехом.

– Подумай, Холли, подумай! Ты, наверное, знаешь древние мифы греческих богов. Разве Актеон не погиб, увидев необыкновенную красоту? Если я покажу тебе мое лицо, ты, наверное, погибнешь, или тебя охватит жгучая страсть ко мне! Но я не для тебя, я – для другого человека, который еще не пришел!

– Как хочешь, Аэша, – произнес я, – но я не боюсь твоей красоты. Сердце мое давно отвернулось от женщин, красота которых мимолетна, как цветок!

– Ты ошибаешься, – возразила она, – красота не мимолетна! Моя красота не исчезнет, пока я живу. Если хочешь, безрассудный человек, я исполню твое желание, но не сердись, если страсть твоя превысит рассудок! Никогда мужчина, увидав мою красоту, не забудет ее! Я должна скрывать свое лицо даже от дикарей. Смотри!

– Я хочу видеть твое лицо! – отвечал я, так как мое любопытство превозмогло страх.

Она подняла свои белые прекрасные руки и медленно, очень медленно дотронулась до волос. Вдруг длинная пелена, окутывавшая ее глаза, упала на пол, и моим глазам явилась дивная царственная фигура, одетая в прозрачную белую одежду, под которой видны были царственные формы тела. На ногах ее были сандалии, застегнутые золотыми пряжками. Я никогда не видел ног такой совершенной красоты. Ее белая одежда была скреплена у пояса двухголовой золотой змейкой, и прекрасная грудь сияла снежной белизной. Я взглянул в ее лицо и отступил, пораженный и ослепленный. Мне приходилось слышать о небесной красоте, но это было не то. В красоте Аэши не было идеальной чистоты и невинности. Это была красота зла, не знаю, как назвать ее иначе. Я не в силах, не могу описать ее. Не родился тот человек, который смог бы описать ее! Великолепные, глубокие и нежные черные глаза, точно изваянное лицо, благородный, чистый лоб. Изящные классические черты и роскошные волосы, – вот все, что могу сказать. Но захватывающая красота Аэши заключалась не в прекрасном лице, а в необыкновенном величии, царственной грации, в божественном отпечатке могущества всей ее фигуры. Никогда не мог я предположить, что может быть такая возвышенная и мрачная красота! Это было лицо молодой женщины не старше 30 лет, в расцвете сил и созревшей красоты, с отпечатком пережитых страстей и страданий. Даже прелестная улыбка, скользившая иногда в углах ее губ, не могла сгладить этой тени греха и печали.

Охваченный магнетической силой, которой не мог противостоять, я посмотрел в ее необыкновенные глаза и почувствовал, словно ток пробежал по моему телу и парализовал меня.

«Она» засмеялась и кивнула мне маленькой головкой движением, достойным самой Венеры.

– Безрассудный человек! – произнесла она. – Я исполнила твое желание, будь осторожен, чтобы не погибнуть, как Актеон. Я подобна богине, Холли!

– Я видел твою красоту и ослеплен ею! – произнес я, прикрывая глаза рукой.

– Красота подобна молнии, Холли! Она очаровывает и убивает!

Она снова кивнула головой и засмеялась.

Вдруг сквозь пальцы я заметил, что лицо ее изменилось.

Большие глаза устремились вперед с выражением ужаса. Прекрасное лицо сделалось суровым.

– Человек! – произнесла она, откинув назад голову. – Человек! Откуда у тебя эта скарабея на руке? Говори, или, клянусь Духом Жизни, я поражу тебя на месте! – Она сделала шаг ко мне, и в глазах ее загорелся зловещий огонь. В ужасе я упал перед ней на пол бормоча про себя что-то несвязное.

– Успокойся! – сказала она, снова меняя тон, прежним мягким голосом. – Я испугала тебя! Прости! Иногда в раздражении я невольно злоупотребляю своей силой! Ты был близок к смерти… Но скарабея, – говори, где ты ее взял?

– Я нашел ее, – пробормотал я слабо, так как совершенно забыл в эту минуту, что нашел кольцо в комнате Лео.

– Странно, – произнесла Аэша с волнением и дрожью, – я видала такую же скарабею на шее того, кого я любила! – и она зарыдала, как самая обыкновенная женщина. – Быть может, она похожа на ту, – продолжала она, – а тот, кто носил ее, так сильно дорожил ею![8] Скарабея, которую я видела раньше, не была вделана в кольцо. Теперь иди, Холли, и постарайся забыть, что видел красоту Аэши!

Отвернувшись от меня, она бросилась на ложе и спрятала лицо в подушки. Я не помню, как ушел от нее и добрался до своей пещеры.

Было около 10 часов вечера, когда я бросился на свою постель, стараясь собрать мысли и обдумать все, что слышал и видел. Но чем больше я обо всем думал, тем меньше что-либо понимал. Был ли я пьян, с ума сошел или грезил наяву? Возможно ли, чтобы я, человек положительный, имеющий кое-какие познания в науке, абсолютно не доверявший всяким фокусам, которые в Европе называются «сверхъестественным явлением», мог допустить, что в течение нескольких минут беседовал с женщиной, имевшей от роду 2000 лет! Была ли это мистификация, или что другое? Что же такое эти фигуры, которые я видел в воде, это необыкновенное знание древности и положительное неведение настоящего? Что я должен думать о ее удивительной, поражающей красоте?

Я схватил себя за волосы, вскочил с ложа, чувствуя, что схожу с ума. Что подумала она о скарабее?

Эта скарабея, взятая из ящика Винцея, который он принес мне двадцать один год тому назад, принадлежала Лео. Возможно ли, что подобная история правдива? Если это так, то, может быть, Лео – тот человек, которого ждет «Она», – умерший человек, который должен родиться вновь! Невозможно! Но если женщина может прожить 2000 лет, тогда возможно и все остальное! Быть может, я сам перевоплотился из какого-нибудь далекого предка. К несчастью, я ничего не помнил из прошлого. Эта мысль показалась мне до того нелепой, что я разразился хохотом и, обратившись к скульптурному изображению мрачного воина на стене, громко произнес. Кто знает, старый дружище! Быть может, я был тобой, а ты – мной! – Затем я снова засмеялся, и звуки моего смеха странно звучали под сводом, словно дух воина смеялся вместе со мной.

Я вспомнил, что не видал еще Лео, и, взяв лампу, проскользнул ко входу в его спальню. Ночной воздух колыхал занавес, словно невидимые духи шевелили его. Я прошел в комнату и огляделся. При свете лампы я увидал Лео, лежавшего на ложе. Он спал. Рядом с ним, держа его руку в своих, облокотившись на ложе, полулежала Устана и дремала. Оба они представляли прекрасную и трогательную картину. Бедный Лео! Его щеки пылали, под глазами залегла тень, и дыхание было прерывисто.

Он был тяжело болен. Меня охватил страх, что он может умереть, и я останусь один на свете. Тогда я начал молиться в сердце своем, чтобы Бог спас моего мальчика и сохранил ему жизнь.

Я вышел из комнаты и вернулся к себе, но не мог уснуть. Мысли, видения, образы – все мешалось в моей голове. И надо всем этим неотступно стоял образ ужасной, очаровательной женщины с ее поразительной красотой.

Вдруг я заметил, что в стене было узкое отверстие, которого я не видел раньше. Взяв лампу, я начал рассматривать его: отверстие вело в узкий проход. Конечно, было не особенно приятно найти тайный ход в свою спальную комнату, по которому могут войти люди и застать тебя спящим. Я направился в проход, похожий на коридор, который привел меня к каменной лестнице; спустился по ней и очутился в туннеле, вырытом в скале, находившемся как раз под нашими комнатами. Тут было тихо и пустынно. Я шел вперед, бесшумно ступая по полу и, пройдя около 50 ярдов, добрался до третьего коридора. Вдруг лампа моя погасла, и я остался в полнейшем мраке. Что делать? Ужасно было идти вперед в темноте, но нельзя было и