древних греков, и теперешняя Греция кажется насмешкой над прежней богатой страной!

– Так! А евреи все еще в Иерусалиме? Существует ли храм, выстроенный мудрым королем? Какому Богу поклоняются они теперь? Пришел ли Мессия, о котором они громко пророчествовали? Он ли управляет землей теперь?

– Иудеи разбиты и ушли, остатки великого народа разошлись повсюду, и Иерусалима больше нет. Что касается храма, выстроенного Иродом…

– Ирод! – прервала она. – Я не знаю Ирода. Говори!

– Римляне сожгли его, и римские орлы летали над его развалинами. Иудея представляет собой сейчас пустыню!

– Так. Эти римляне были великим народом и шли прямо к своей погибели!

– Solitudinem faciunt, pacem appelant, – добавил я.

– Ага, ты можешь говорить и на латинском языке? – произнесла «Она» с удивлением. – Как странно звучит он в моих ушах после стольких лет. Мне кажется, я встретила ученого мужа, чьи руки умели удержать воду мудрости! Ты знаешь и греческий язык?

– Да, королева, и еврейский, но только не могу говорить. Это уже мертвые языки!

«Она» радостно захлопала в ладоши.

– Это верно, хоть ты и безобразное дерево, но приносишь плоды мудрости, о Холли! – произнесла Аэша. – Но расскажи мне про этих иудеев, которых я ненавидела, потому что они называли меня «язычницей», когда я хотела научить их моей философии, – пришел ли их Мессия?

– Их Мессия пришел, – отвечал я, – но пришел бедный и простой, и они не захотели Его, оскорбляли и смеялись над Ним и распяли Его, наконец. Его дела и слово вечно живы, потому что Он был Сын Божий и сейчас правит миром!

– Ах, эти жестокосердные волки! – произнесла она. – Приверженцы суеты, жадные до денег! Я как сейчас вижу их мрачные лица! Так они не признали Мессию? Я верю этому. И Он был Сыном Вечного Духа и пришел без пышности и величия? А они, этот избранный народ Того, Кого они звали Иегова, этот сосуд Ваала, Астарты, египетских богов, прожорливый народ, жаждущий богатства и власти, – они не признали своего Мессию, потому что Он был беден и скромен, и рассеялись по всей земле?! Да, да, я помню, об этом говорили пророки. Пусть их! Эти иудеи разбили мне сердце, смотрели на меня злыми глазами, и когда я хотела научить их мудрости, их белобородые лицемеры – раввины внушали народу у ворот храма побить меня! Смотри, вот знак, оставшийся с тех пор!

Она быстрым движением отвернула газ, окутывавший ее прекрасную руку, и показала мне шрам, красневший на молочной белизне тела.

Я испуганно отскочил назад.

– Прости меня, королева, – сказал я, – но я ничего не понимаю. Две тысячи лет прошло с тех пор, как Иисус был распят на Голгофе. Как же ты могла учить иудеев философии, прежде чем Он пришел на землю? Ты – женщина, а не дух! Может ли женщина жить 2000 лет? Зачем ты дурачишь меня, королева?

Она откинулась назад, и я почувствовал блеск ее взгляда, который проник в мое сердце.

– О, человек! – произнесла она тихо и спокойно. – Это тайна, которой ты не знаешь! Почему ты думаешь, что все живущее умирает? Ничто и никогда не умирает! Смерти нет, есть только Перевоплощение! Смотри, – она указала на скульптурные изображения, – шесть тысяч лет прошло с тех пор, как великая раса погибла под дыханием разрушительной болезни… Но они живут и сейчас. Может быть, их души присутствуют здесь с нами в этот час! – она оглянулась вокруг. – Иногда мне кажется, я вижу их!

– Да, но для мира они умерли навсегда!

– Нет, на время, и возрождались снова и снова… Я, Аэша, – так меня зовут, чужестранец, – говорю тебе, что жду возрождения любимого человека, и знаю наверное, что он придет сюда, ко мне! Ты знаешь, я всемогуща, моя красота превосходит красоту греческой Елены, которую воспели поэты, моя мудрость – выше мудрости Соломона, я знаю тайны земли, могу устроить все для своей пользы; зачем же, скажи мне, чужестранец, я остаюсь здесь с этими варварами, которые хуже животных?

– Не знаю! – отвечал я скромно.

– Потому что я жду того, кого люблю! Быть может, жизнь моя была злом, я не знаю, потому что кто может сказать, что такое зло или добро?

На минуту я растерялся и не мог ответить. Это было выше моего понимания.

– О, королева, произнес я наконец, – если мы, люди, не умираем, а только меняем оболочку и снова рождаемся, то как же те, которые никогда не умирали?..

– Да, – ответила она с блеском в глазах, – я разгадала одну из величайших загадок мира. Скажи мне, чужестранец, жизнь существует – почему не может она длиться бесконечно? Что такое десять, двадцать, пятьдесят тысяч лет в истории? Почему гора стоит десятки тысяч лет под бурей и дождем? Эти пещеры не изменились за две тысячи лет, не изменились и животные, и человек, который подобен животному. В этом нет ничего удивительного. Природа имеет живительную силу, а человек – дитя природы и должен проникнуться этой силой и жить ее жизнью! Он не будет жить вечно, потому что сама природа не вечна и должна умереть или заснуть, пока не наступит время ее пробуждения. Но когда он умрет? И пока она живет, человек, познавший ее тайны, живет с ней. Для тебя, несомненно, это – великая загадка. Скажи мне, был ли ты удивлен, что я узнала о вашем приезде сюда и спасла вашу жизнь?

– Да, королева! – отвечал я.

– Смотри в воду! – она указала мне сосуд, похожий на купель, наклонилась и подняла над ним руку. Я встал и посмотрел. Вода потемнела, потом просветлела, и я совершенно ясно увидел нашу лодку на этом ужасном канале. На дне ее спал Лео, прикрыв лицо от москитов, возле него сидели я, Джон и Магомет.

Я отскочил назад, вскричав, что это колдовство, потому что узнал каждую подробность этой картины.

– Нет-нет, Холли, – ответила она, – это не колдовство! Это твое невежество! Я не умею колдовать, я знаю только тайные силы природы. Эта вода – мое зеркало, и в ней я вижу все, что мне нужно. Я могу показать тебе твое прошлое, или припомни какое-нибудь лицо, и я покажу его тебе в воде! Я не знаю всех тайн природы, я не умею читать в будущем. В Аравии и Египте колдуны умели разгадывать его несколько веков тому назад!

– Однажды я вспомнила о старом канале, по которому плавала 20 лет тому назад, и захотела увидать его. Взглянув в воду, я увидела лодку, троих людей и еще одного молодого человека, спавшего на дне лодки, и приказала пощадить вас. Теперь прощай! Погоди, скажи мне что-нибудь об этом юноше, о Льве, как его называет старик. Я хотела бы взглянуть на него, – он болен лихорадкой и ранен?

– Он очень болен! – ответил я печально. – Не можешь ли ты, королева, помочь ему?

– Конечно. Я могу вылечить его. Но отчего ты так печально говоришь о нем? Ты любишь юношу? Он – сын твой, может быть?

– Он – мой приемный сын, королева. Можно принести его сюда, к тебе?

– Нет. Давно ли он заболел лихорадкой?

– Третий день сегодня!

– Хорошо. Оставь его полежать еще день. Быть может, молодость и сила одержат верх над болезнью, и это лучше, чем мое лечение. Если завтра ночью, в тот самый час, когда началась лихорадка, он не почувствует себя лучше, я приду и полечу его. Кто смотрит за больным?

– Наш белый слуга, которого Биллали называет «Свиньей»; и еще, – добавил я нерешительно, – женщина по имени Устана, красивейшая из женщин этой страны. Она подошла и поцеловала Лео, как только увидела его и осталась с ним с тех пор по обычаю твоего народа, королева!

– Моего народа! Не говори мне о моем народе! – ответила она сурово. – Эти рабы не могут быть моим народом, – собаки, приставленные ко мне, пока не наступит день моего освобождения! Что касается их обычаев, я не имею ничего общего с ними. Не зови меня королевой, – мне надоело это, а зови Аэшой. Это имя так хорошо звучит. Устану я совсем не знаю. Не тот ли это юноша, которого я жду? Ну, увижу потом!

Наклонившись, она провела рукой над водой.

– Смотри, – произнесла она, – эта женщина?

Я посмотрел в воду и увидал силуэт Устаны, которая стояла, нагнувшись, с бесконечной нежностью глядя на что-то, и локон ее волос опустился на правое плечо.