она — добрая душа — ничего особенного не видела в случившемся.

Я припоминаю, что на второй день после эпизода со львом мы наткнулись на фургон Перейры, вернее, на остатки его. Очевидно, Перейра пытался ехать по краю обрыва, в результате чего фургон рухнул в русло реки, в то время почти сухое, и был окончательно разбит.

Тонга — туземцы, жившие по соседству, которые сожгли деревянные части фургона, чтобы добыть ценные железные болты и винты, сообщили нам, что белый человек и его слуги ушли вперед пешком каких-нибудь десять дней назад, угнав с собой свой скот. Соответствовала ли истине эта история, мы точно выяснить не смогли. Вполне возможно, что Перейра и его спутники убиты, хотя, как мы убедились, тонга очень спокойный народ, если с ними хорошо обращаться и давать им обычные подарки за проезд по территории племени, так что убийство, в данном случае, не казалось возможным. И в самом деле, неделей позже наши сомнения в этом вопросе были рассеяны…

Мы подъехали к крупному краалю по названию Фокоти, на реке Умкуси, оказавшемуся почти безлюдным. Мы спросили дряхлую старуху, встретившуюся нам, куда исчез народ из крааля. Она ответила, что люди убежали к границам Свазиленда, испугавшись нападения зулусов, чья территория начиналась здесь, за рекой Умкуси. Оказалось, что за несколько дней до этого импи, или полк зулусов, появился на берегах реки, и, хотя в это время не было войны между зулусами и тонгами, последние посчитали разумным перебраться подальше от приближения этих ужасных копий.

Услышав эти новости, мы обсудили, не лучше ли и нам последовать их примеру и, передвигаясь западнее, попытаться найти проход в горах. По этому вопросу мнения разделились. Марэ, являвшийся фаталистом, желал двигаться дальше вперед, утверждая, что добрый Бог защитит нас, как он делал это в прошлом.

— Всемогущий! — возразила фру Принслоо. — Защитил ли он всех тех, кто лежит мертвыми в лагере Марэ, куда привел нас ваш глупец, минхеер? Добрый Бог ожидает от нас, что мы сами присмотрим за своими шкурами и я уверена, что эти зулусы той же самой крови, что и кафры Умстликази, которые убили так много наших людей… Поэтому я тоже настаиваю, давайте попытаемся перейти через горы.

Конечно, ее супруг и сын согласились с нею, ибо для них слово фру являлось законом, но Марэ, будучи, как всегда, упрямым, не соглашался на этот маршрут… Все послеобеденное время они пререкались, в то время как я сдерживал свой язык, объявив, что хочу присоединиться к решению большинства. В итоге, как я и предвидел, они обратились ко мне, чтобы я выступил в роли третейского судьи.

— Друзья, — ответил я, — если бы вы спросили о моем мнении до этого, я голосовал бы за попытку перейти через горы, за которыми, быть может, мы смогли бы найти кое-каких буров. Мне не нравится эта история с зулусами. Я думаю, что кто-то рассказал им о нашем приближении и что в любом случае они имеют в виду напасть именно на нас, а не на тонга, с которыми у них мир. Мои люди говорят, что это необходимо для импи посещать данную часть страны…

— А кто мог сказать им о нас? — спросил Марэ.

— Точно не знаю, минхеер… Возможно, передали туземцы, а, может быть, Перейра.

— Я так и знал, что ты будешь подозревать моего племянника, Аллан, — сердито воскликнул он.

— Я не подозреваю никого: я лишь обдумываю все, что возможно. Однако, сейчас слишком поздно для нас двигаться в путь куда бы то ни было, так что я думаю, надо переспать здесь и попытаться выяснить, что возможно, у моих зулусов.

В эту ночь, вернее, на следующее утро, этот вопрос сам собой был для нас решен, потому что, когда я проснулся на рассвете, то смог ясно рассмотреть слабый сверкающий отблеск того, что являлось большой группой зулусов, как я выяснил после, силой около двух сотен. Думая, что согласно их обычной манере они готовятся атаковать нас на рассвете, я сообщил эту новость остальным бурам, в ответ на что вперед выскочил Марэ, прямо из постели, заряжая на ходу свой роер.

— Ради бога, не стреляйте! — остановил я его. — Как можем мы сопротивляться такому большому количеству воинов?… Тихие, спокойные слова — наш единственный шанс.

Однако, он все же хотел выстрелить и сделал бы это, если бы я не бросился на него и буквально не вырвал бы ружье из его рук. К этому времени подошла фру Принслоо, являвшая собой довольно комическое зрелище в так называемом ею «сонном одеянии», включавшем ночной колпак из потертой шкуры шакала и корсаж из хвоста выдры.

— Проклятый дурень! — крикнула она Марэ, — вам хочется, чтобы нам всем перерезали глотки? Иди вперед ты, Аллан, и поговори с чернокожими вежливо, как с дикими собаками. Твой язык смазан маслом и они должны тебя выслушать.

— Да, — ответил я, — это кажется лучшее, что можно сделать. Если я не вернусь, передайте Мари мои слова любви.

Потом знаком руки я подозвал к себе старшего из моих зулусов и смело пошел вперед совершенно без оружия. Мы расположились лагерем на высоте в четверти мили от реки, а импи были у подножья этой высотки, примерно в ста шестидесяти ярдах в стороне. Уже рассвело, и когда я был в пределах каких-нибудь пятидесяти шагов от них, зулусы заметили меня. По команде несколько человек ринулись ко мне, подняв копья и прикрывая тела боевыми щитами.

— Мы погибли! — вскричали мои кафры. Я разделял их точку зрения, но подумал, что лучше умереть стоя на месте, чем убегая… А теперь мне следует объяснить, что я умел разговаривать на некоторых местных диалектах, родственных тем, что обычно употребляли зулусы. Кроме того, нанятые мною в Делагоа люди принадлежали именно к этому племени, а я все свободное время проводил в разговорах с ними, знакомясь с их языком, историей и обычаями.

И к этому времени я прекрасно знал их язык, хотя случайно мог употреблять не свойственные ему термины. Так что получилось, когда они были в пределах досягаемости для моего голоса, я спросил, какое у них к нам дело. Услышав адресованные им понятные слова, воины остановились и, увидев, что я безоружен, трое из них приблизились ко мне.

— Мы пришли, чтобы взять вас в плен, белые люди, или убить, если вы будете сопротивляться, — сказал командир зулусов.

— По чьему приказу? — спросил я.

— По приказу Дингаана, нашего короля.

— Это правда? А кто сказал Дингаану, что мы должны прибыть именно сюда?

— Бур, который приехал перед вами.

— Правда? Ну, а теперь, что вы от нас хотите?

— Чтобы вы шли с нами в крааль Дингаана.

— Понимаю… Мы совершенно согласны с этим, поскольку нам по дороге. Но почему вы так воинственно выступили против нас, мирных переселенцев, почему вы так ощетинились копьями?

— По такой причине: тот бур сказал нам, что среди вас находится «сын Георга»… ужасный человек, который убьет нас всех, если мы не опередим его. Покажи нам этого сына Георга, чтобы мы смогли связать его, убить на месте, и мы не причиним никакого вреда всем остальным.

— Сын Георга — я, — ответил я, — так что можете делать со мной, что вам угодно.

В ответ зулусы разразились смехом.

— Ты? Да ты еще мальчишка! — вскричал их командир, красивый парень, которого звали Камбула.

— Возможно, это и так, — ответил я, — но… иногда мудрость отцов обитает в молодых. Я сын Георга, который спас этих буров от смерти далеко отсюда, и я веду их назад, к их собственному народу. Мы желаем видеть Дингаана — вашего короля. Будьте любезны отвести нас к нему, как он и приказал вам сделать. Если вы не верите тому, что я говорю, спросите этого человека, который со мной, и его товарищей, которые принадлежат к вашему племени. Они расскажут вам все.

Тогда капитан Камбула отозвал моего слугу в сторону и довольно долго разговаривал с ним. Когда их беседа закончилась, он подошел ко мне и сказал:

— Теперь я слышал о тебе все. И я знаю, что, хотя ты молод, ты очень умный, такой умный, что даже не спишь, и видишь ночью так же хорошо, как и днем. Вот поэтому я, Камбула, называю тебя Макумазан, Бодрствующий ночью, и под этим именем ты будешь известен среди нас. Итак, Макумазан, объяви бурам, которыми ты руководишь, что я проведу их в передвижных хижинах в Великое Место, Умгингундхлову, где живет Дингаан, король… Смотри же, мы бросаем наши копья и пойдем встретить их безоружными, веря в