огненные струйки, до погибающих отчетливо доносился грохот ружейных выстрелов. Мути лежал на дне фургона, раненный пулей между лопаток и с простреленной головой, но Джон чувствовал, что жизнь еще бьется в юном теле, хотя смерть уже наложила на лицо бедного мальчика свою печать. Инстинктивно Джон придвинулся к Джесс и прикрыл ее своим телом, смутно надеясь защитить девушку от смертоносных пуль.

Выстрелы раздавались один за другим, но какая-то невидимая сила хранила несчастных, и хотя одна пуля прострелила верхнюю одежду Джона, а две других — платье Джесс, ни одна не задела их самих. Вскоре выстрелы стали раздаваться реже, а вслед за тем частый дождь и густая мгла заволокли их такой непроницаемой пеленой, что даже при свете молнии убийцы на берегу не в состоянии были различить местонахождение фургона.

— Довольно, — сказал Фрэнк Мюллер, — перестаньте стрелять, фургон утонул, и они погибли. Ни один человек не в состоянии уцелеть после такой перестрелки и не сделаться жертвой многоводного Вааля в такую ночь.

Оба бура прекратили стрельбу, а Единорог покачал головой и заметил товарищу, что ненавистные англичане вряд ли чувствуют себя хуже в воде, нежели сами они — на суше.

Буйвол не отвечал. На душе у него лежала тяжесть, и воображение его было расстроено. Он думал о нежных пальцах, которые еще утром обмывали его рану — платок девушки до сих пор красовался у него на голове. Теперь эти пальцы в предсмертной тоске цепляются о скользкие и острые камни на дне Вааля, а может быть, они уже окоченели, и в ногти забился мелкий песок. Это были грустные мысли, но он вспоминал о приказе и утешался тем, что сознавал себя неповинным в убийстве несчастных англичан, так как всякий раз с намерением стрелял мимо.

Мюллер тоже думал о подделанном им приказе. Он непременно должен был им завладеть, даже в том случае, если бы…

— Однако нам надо как-нибудь укрыться от непогоды, — заговорил Единорог, — недалеко отсюда есть местечко, защищенное пригорком от дождя. Мы промокли до костей. Лошадей седлать нельзя, пока не рассветет. Хорошо бы теперь подкрепиться! Господи! Мне до сих пор все еще мерещится лицо этой девушки! Молния осветила его как раз в тот момент, когда я в нее стрелял. Да, теперь она, бедняжка, уже на небе, если только англичане туда попадают.

Так говорил Единорог. Буйвол же не отвечал, но отправился вместе с товарищем к тому месту, где находились лошади. Животные смирно стояли в ожидании хозяев, понурив головы. Вода так и струилась с них ручьями.

Фрэнк Мюллер стоял возле своего коня и следил за бурами, пока оба не скрылись в темноте. Каким же образом добыть приказ, не обагряя еще раз в крови руки, и без того красные от злодеяний?

Ответ последовал независимо от него самого. В это мгновение раздался один из тех страшных громовых ударов, какими иногда заканчиваются южноафриканские грозы. Молния осветила всю местность от края до края, и в самой середине пламени Мюллер разглядел обоих сообщников преступления и их лошадей, как некогда великий царь разглядел отроков в пещи огненной[43] . Они находились всего в сорока шагах. Один миг он видел их стоявшими на ногах; в следующее же мгновение они пали на землю. Затем все погрузилось в глубокий мрак.

Мюллер вздрогнул и, когда снова стемнело, бросился к бурам, называя их по именам. Но ни один из них не откликнулся, лишь эхо раздавалось вдали. В это время луна начала понемногу пробиваться из-за туч. Ее бледное сияние осветило трупы, один из которых лежал на спине с лицом, искаженным судорогами и обращенным кверху, а другой — лицом к земле. Возле них лежали трупы и обеих лошадей. Они погибли со своими всадниками и ради них. Молния поразила преступников, как поражает многих безвинных людей в Южной Африке!

Фрэнк Мюллер стал дико озираться кругом, а затем, забыв о приказе и обо всем на свете и считая происшедшее видимой небесной карой, бросился, как сумасшедший, к лошади и ускакал во весь опор, словно преследуемый и гонимый всеми ужасами и видениями ада.

Стрельба с берега умолкла, и Джон со свойственным англосаксонской расе присутствием духа сообщил, что по крайней мере, с этой стороны всякая опасность пока миновала. Джесс лежала неподвижно на дне фургона, склонив голову к нему на грудь. Страшная мысль мелькнула в его уме. Ему представилось, что ее могли ранить, могли даже убить.

— Джесс, Джесс, — воскликнул он, заглушая рев бури, — как вы себя чувствуете?

Она подняла голову и отвечала:

— Благодарю вас, ничего. А как наши дела?

— Одному Богу известно. Лежите себе спокойно, все обойдется благополучно.

Но в глубине души он сознавал, что далеко не все обстоит благополучно и что всякую минуту они подвергались опасности утонуть. Они плыли, медленно кружась, вниз по бушующей реке. С минуты на минуту фургон мог опрокинуться, и тогда…

В это время колесо ударилось о какой-то подводный предмет, и повозка, вздрогнув, мгновенно остановилась. Спустя некоторое время она поплыла дальше, как бы за что-то задевая.

«Вот и конец», — подумал Джон, ибо в эту минуту вода начала просачиваться сквозь дно. Затем фургон снова за что-то зацепился и накренился в сторону.

В действительности же произошло следующее. Повозка наткнулась на подводный камень. Течением отнесло мертвых лошадей в одну сторону, а фургон — в другую. Таким образом последняя стала качаться на одном месте, причем роль якоря выпала на долю лошадей, канатом же служили вожжи и постромки. Пока вожжи и сбруя оставались целы, наши путники были в сравнительной безопасности, но само собой разумеется, они этого не знали. Вообще они ничего не знали. Они слышали лишь завывание бури и свист ветра, видели вокруг себя кипящие волны, и их немилосердно хлестали струи дождя. Они чувствовали себя жалкими, беспомощными существами, брошенными на произвол бушующих стихий, они знали, что неминуемая смерть сторожит их повсюду. Их кидало из стороны в сторону, а они лишь крепче прижимались друг к другу. Именно в это время последовал громовой удар, поразивший убийц и на мгновение озаривший всю водную поверхность и отмели по обоим берегам реки. Молния осветила и скалу, за которую зацепился фургон, и голову одной из погибших лошадей, и безжизненный труп зулуса Мути, лежащего лицом вниз и свесившего за край повозки руку, как те дети, которые, катаясь в лодке, плещутся и играют водой.

Затем все снова погрузилось во мрак. Понемногу буря утихла, из-за туч выглянула луна. Дождь стал ослабевать и наконец совсем прекратился. Грозовые облака пронеслись мимо, и вокруг воцарилась мертвая тишина. Слышался только шум катящихся и бушующих волн.

— Джон, — обратилась к нему Джесс, — можем ли мы что-нибудь предпринять для нашего спасения?

— Решительно ничего, дорогая.

— Как вы думаете, есть ли у нас хоть какая-нибудь надежда?

Он помолчал.

— Все в руках Божьих, дорогая. Мы в великой опасности. Если фургон перевернется, мы утонем. Умеете ли вы плавать?

— Нет, Джон.

— Если мы продержимся до рассвета, то, пожалуй, еще сможем как-нибудь спастись. Но ведь эти разбойники дожидаются нас на берегу. Да, наше положение безнадежное.

— Джон, вы боитесь смерти?

Он видимо колебался с ответом.

— Не знаю, милая. Я надеюсь встретить ее, как подобает мужчине.

— Скажите мне откровенно, что вы думаете о нашем положении. Существует ли хоть малейшая надежда?