Поэт и его возлюбленная прогуливаются вдвоем, и внезапно она спрашивает: 'Какой из дней твоих был самым лучшим, друг?' Он целует ей руку и отвечает:
Гумберт, вспоминая стихотворение Верлена, связывает 'Привал Зачарованных Охотников' с первым «да» Лолиты. Аллюзия внутри аллюзии — это одна из многочисленных отсылок к По (рассматриваемых в следующем разделе){49}.
И еще пример: над кроватью в комнате, которую Гумберт снимает у Шарлотты Гейз, висит репродукция 'Крейцеровой сонаты' Ренэ Принэ. Бетховен тут, конечно, ни при чем, а вот в одноименном рассказе Толстого сексуально одержимый протагонист убивает жену. В начале романа мы узнаём, что Гумберт сидит в тюрьме и что он, возможно, совершил убийство. Набоков-Гумберт обожает направлять своих читателей по ложному следу, и вот один из таких следов: любой, кто знает рассказ Толстого, должен вскоре заподозрить, что Гумберт убьет свою жену Шарлотту. Однако в этом случае (как и в других, которые мы обсудим) эрудированный читатель, рискнувший предвосхитить события, будет коварно обманут.
6
К 'Аннабель Ли' Эдгара Аллана По и «Кармен» Проспера Мериме Гумберт обращается чаще, чем к любым другим произведениям или авторам{50}. Распутать этот узел аллюзий — все равно что пытаться раскрутить спираль ДНК в прямую линию; пронизывающие текст цитаты и намеки столь искусно вплетены в ткань романа, что выделить их и представить в этом эссе чрезвычайно трудно{51}. Общее впечатление складывается ясное и определенное, в то время как отдельные аллюзии кажутся мало связанными как с текстом, так и между собой. Пусть читатель примет это к сведению, а я начну с Аннабель, поскольку Гумберт утверждает:
Я уверен все же, что волшебным и роковым образом Лолита началась с Аннабеллы. [с. 23]
Помня о тонком звукописном чутье Набокова, я не боюсь зайти слишком далеко, считая перестановку первых и последних букв в именах Аннабель — Лолита не случайной.[27] Лолита — реинкарнация Аннабель Ли. Как говорит Гумберт, описывая первую встречу с Ло: '…моя ривьерская любовь внимательно на меня глянула поверх темных очков' (с. 52). Он чувствует себя королем из некоего княжества у моря, нашедшим утраченную принцессу. Привожу соответствующие строки из стихотворения По:
Ветер, посланный завистливыми ангелами, уносит ее жизнь, но поэт утверждает, что ни ангел, ни демон
Первая глава, прекрасная лирическая увертюра к «Лолите», вся пронизана отзвуками стихотворения По:
Лолита, свет моей жизни, огонь моих чресел. Грех мой, душа моя <…> и Лолиты бы не оказалось никакой, если бы я не полюбил в одно далекое лето одну изначальную девочку. В некотором княжестве у моря (почти как у По). Когда же это было, а?
Приблизительно за столько же лет до рождения Лолиты, сколько мне было в то лето…
Уважаемые присяжные женского и мужского пола! Экспонат Номер Первый представляет собой то, чему так завидовали Эдгаровы серафимы — худо осведомленные, простодушные, благороднокрылые серафимы…
На протяжении всего романа Гумберт регулярно называет Лолиту «дорогая», 'моя дорогая', «душенька», наводя тем самым на мысль, что эти слова используются не только как условные обозначения нежного отношения. Литературная пуповина, связывающая Аннабель Ли (Lee) Эдгара По, ривьерскую Аннабеллу Ли (Leigh) Гумберта и Лолиту, просматривается вполне отчетливо:
Моя душенька, моя голубка… от нее веяло почти тем же, что от другой, ривьерской, только интенсивнее… [с. 56]
'Когда я был ребенком, и она ребенком была' (всё Эдгаровый перегар), моя Аннабелла не была для меня нимфеткой… [с. 27]
Боюсь, опять заболею нервным расстройством, если останусь жить в этом доме, под постоянным напором невыносимого соблазна, около моей душеньки — моей и Эдгаровой душеньки — 'моей жизни, невесты моей'. [с. 62]
