— В таком случае, надеюсь, нам удастся прийти к соглашению.

Мы поговорили о мальчиках и о том, чему их удалось уже научить. Выслушивая меня, он печально покачивал головой, давая понять, что мальчики уже давно нуждались в его заботах.

— Я с удовольствием взялся бы за эту задачу, — сказал он. — Но, возможно, вы полагаете, что вашим мальчикам необходим наставник, постоянно живущий в доме.

— Мы рассчитывали именно на это, — ответила я.

— Тогда, мадам, скорее всего, вы будете разочарованы. К сожалению, у меня уже есть два подопечных, которых я готовлю к поступлению в университет, и я вынужден проводить три дня в неделю в замке де Кастиан. Это родственники герцога Суасона, как вы, видимо, знаете. В данных обстоятельствах я не имею права бросить их и поэтому мог бы уделить вам лишь четыре дня в неделю. Вот видите, как складываются обстоятельства.

Отец вмешался:

— Эти мальчики, которых вы учите… насколько я понимаю, вскоре они поступят в университет.

— Это так, граф, но до тех пор, пока они не поступят, я обязан заниматься с ними.

— Я не вижу особых сложностей. Вы могли бы проводить четыре дня в неделю здесь, уделяя остальное время вашим прежним ученикам. Как бы вы посмотрели на это?

— Все отлично, если я не буду связан очень жесткими условиями, я бы мог приезжать сюда и заниматься с вашими мальчиками четыре раза в неделю. Но время от времени может случиться так, что мне придется уделить дополнительный день моим старым ученикам… которые, вы уж простите меня… являются для меня пока приоритетными.

— Мне кажется, никаких принципиальных препятствий здесь нет, ответила я.

И тогда мы довольно улыбнулись друг другу, разговор принял менее официальный тон, и в конце концов решили, что Леон Бланшар будет приезжать к нам четыре раза в неделю, а если возникнет необходимость в дополнительных занятиях с мальчиками из Кастиана, то всегда сможем договориться. Расставаясь, мы решили, что он приступит к выполнению своих обязанностей с начала следующей недели.

После его отъезда отец сказал, что ему очень нравится эта договоренность. Это позволит нам получше присмотреться друг к другу.

Я была довольна тем, что у отца поднялось настроение. Благодарить за это следовало Леона Бланшара и мальчиков.

Итак, в наш дом вошел Леон Бланшар, оказавшийся чрезвычайно удачной находкой.

Во-первых, он понравился мальчикам. У него был дар делать занятия интересными. За столом он сидел вместе с нами. Он был истинным джентльменом, и это казалось совершенно естественным, в том числе и слугам, что само по себе уже было чудом: обычно они с неудовольствием принимали тех, кто «слишком задается». Я сама не была уверена, к какому именно сословию относится наставник, зато Леон Бланшар был абсолютно уверен в том, что он прекрасно вписывается в нашу компанию.

Сначала я подумала, что свое неудовольствие может выразить Лизетта ведь он сидел за столом с нами, а она была лишена этой привилегии. Однако это не вызвало ее раздражения.

Обычно за столом он беседовал с моим отцом, обсуждал состояние дел в стране. Ему довелось немало попутешествовать, и, рассказывая о других странах, он высказывал личные впечатления, причем слушать его было очень интересно. Он обладал даром рассказчика и несколькими удачными фразами мог создать живую картину происходящего.

— Я очень благодарен, герцогу за то, что он прислал к нам такого человека, — заявил мой отец.

К тому же Бланшару удалось совершить совершенно невероятную вещь.

Однажды в поисках мальчиков он забрел в башню Софи. Полагая, что в этой части замка никто не живет, он без стука открыл дверь и вошел в комнату, в которой Софи и Жанна играли в карты.

Представляю, в каком ужасе она была. К счастью, на ней был ее неизменный капюшон, и это, должно быть, позволило избежать более сильного потрясения.

Она, видимо, испугалась, поскольку все в доме строго соблюдали сложившийся обычай, и в случае, — если собирались навестить ее, сначала спрашивали позволения через Жанну. — Лизетта выудила у Жанны подробности случившегося.

— Мадемуазель Софи сидела за столом, — рассказала Жанна, — и в это время в комнату вошел мужчина. Я встала и спросила, что ему угодно. Он угадал, во мне служанку и направился прямо к мадемуазель Софи. Она вскочила, ее лицо от испуга стало алым, но он поцеловал ей руку, поклонился и пояснил, что он наставник, который ищет своих подопечных, и просит прощения за столь неожиданное вторжение. Ну, и тут она просто поразила меня. Она попросила его присесть. Он поглядывал на нее с интересом. Она всегда говорит, что выглядит ужасно, но это вовсе не так. В капюшоне она выглядит дамой, одетой слегка экстравагантно, но нынешние фасоны стократ безумней, чем то, что носит она. Она предложила ему вина, а потом начала рассказывать историю своих шрамов. Я никогда не слышала, чтобы она с кем-нибудь так разговаривала. Она рассказывала и об ужасе, который охватил ее, когда начала напирать толпа… и о боли… обо всем.

Он слушал ее внимательно и сказал, что прекрасно понимает ее страх перед толпой. Народ, собравшийся в толпу, может вести себя чудовищно. А еще он сказал, что подумал, какая очаровательная мода носить капюшон так, как это делает она. Если бы мадемуазель появилась в таком наряде при дворе, то произвела бы там фурор. Она ответила, что на это вряд ли можно рассчитывать, но было ясно, что ей нравится его общество. Когда он уходил, то еще раз извинился за столь бесцеремонное вторжение и попросил разрешения заходить почаще. Я едва не упала, услышав ее согласие.

Было просто невероятно услышать, что чужой человек сумел пробить барьер, казавшийся нам непреодолимым.

Даже Лизетта была, кажется, несколько очарована им. И я подумала, что было бы очень удачно, если бы удалось выдать ее замуж за наставника. Она нуждалась в нормальной семейной жизни. Ее опыт жизни с фермером, которого, как я теперь начинала понимать, она почти ненавидела, заставлял ее относиться к мужчинам настороженно. Я была уверена в том, что счастливый брак с привлекательным мужчиной излечит ее раны.

Мы с Лизеттой очень любили прогулки верхом. Нередко, стреножив лошадей, мы усаживались на траву и с удовольствием предавались легкомысленной болтовне. Лизетта обожала собирать слухи. Если ей удавалось обнаружить что-нибудь скандальное о соседях, то она получала искреннее удовольствие. Больше всего она любила перемывать косточки королевской семье. К Марии-Антуанетте она питала искреннюю неприязнь француженки и утверждала, что верит во все слухи, касающиеся королевы, если только они имеют скандальный оттенок. Она часто ездила в город и однажды привезла с собой две книги, содержание которых было направлено против королевы. Одна из них — «Любовь Шарло и Туанетты» — рассказывала о предполагаемой любовной связи между королевой и ее братом по мужу Шарлем, графом д'Артуа. Другая книга — «Исторический очерк жизни Марии-Антуанетты» — была еще хуже… просто-напросто непристойное произведение.

Прочитав его, я возмутилась и сказала Лизетте, что ей бы следовало сжечь эту книгу.

— Она полна лжи, — сказала я, — причем бессмысленной лжи.

— А я думаю, что очень справедливо, если королевы ведут себя аморально, их следует критиковать. Ты только подумай, что происходит с бедными девушками, которым не посчастливилось родиться королевами. Единственный ошибочный шаг — и разрушена вся их жизнь.

— Но это же ложь. Достаточно прочитать книгу, чтобы понять. Она написана человеком, ненавидящим королеву.

— Книга издана тайно, и все-таки народ может с ней ознакомиться. Мне сказали, что ее можно купить в большинстве городов, и народ по всей стране имеет возможность прочитать о частной жизни своей королевы. Почему бы и мне не сделать этого?

— Ни один человек в здравом уже не примет этот вздор за истину.

— Какая ты сердитая! Это же просто шутка.

— Нельзя допускать таких шуток в отношении королевы.

— Я уверена, что она и сама посмеялась бы над этим. Говорят, она ведет себя весьма