— А выдавать ее за мою — лучше? Она улыбнулась:
— С моей точки зрения, лучше. Ох, Фил, не сердись! Мне очень жаль, что так вышло. Я скажу ему правду.
— Если у тебя будет такая возможность, — тихо промолвил он, кивнув в сторону брата.
Блейк усадил Вивиен и потом повернулся, чтобы указать стул для Кэтрин. Она приблизилась к нему с гордым видом террористки, приговоренной к виселице.
— Приятный вечер, — тихо произнесла она, заняв указанное ей место рядом с ним.
— Это только начало, — сказал он с улыбкой, не обещавшей ничего хорошего. — Попробуй только сделать еще одно ехидное замечание в адрес Вивиен, и я размажу тебя по стенке, Кэтрин Мэри.
Она удостоила его холодным взглядом.
— Она первая начала!
— Ревнуешь? — слегка уколол он. Ее глаза так и вонзились в него, пылая зеленым огнем.
— К ней? — высокомерно обронила она. — Мне уже не пятнадцать.
— Но очень скоро ты пожалеешь об этом. Обещаю.
И такая дикая ярость прозвучала в его голосе, что она вся, с головы до ног, покрылась гусиной кожей. Ну почему она не сдержалась и снова раздразнила его? Мало ее предупреждали? Ее охватил приступ страха при мысли о том, что ее ждет. Похоже, что она все равно будет выводить Блейка из себя, и она изумлялась своему собственному безрассудству.
Достаточно было взглянуть на его окаменевшее лицо, чтобы захотелось вскочить, убежать наверх и запереть за собой дверь.
Обед был сплошной мукой. Вивиен до такой степени монополизировала Блейка, что он ни с кем больше не мог поддерживать беседу, но взгляд холодных голубых глаз Вивиен то и дело останавливался на спокойном лице Кэтрин. Сквозившая в нем враждебность вызывала озноб.
— Ты не слишком способствовала развитию международных контактов, — заметил Филлип, когда она вернулась в гостиную на послеобеденный коктейль.
— Зато Блейк старается за двоих, — ответила она, бросая холодный взгляд на блондинку, вцепившуюся в большую мускулистую руку Блейка, как будто это был спасательный круг. — У нее плохой вкус, — ляпнула она, не подумав.
— Я бы этого не сказал, — возразил Филлип, разглядывая стройную фигуру белокурой гостьи. — Выглядит совсем недурно.
— Неужели? — спросила Кэтрин с подчеркнутым презрением. — Честное слово, на меня она не произвела ни малейшего впечатления.
— Не заводись, — сказал он. — Ты, наверное, забыла, дорогая, зачем она здесь. Вспомни про забастовку.
— Помню, помню, — заверила она. — А Блейк помнит? Я думала, что главный персонаж — ее отец.
— В какой-то степени, — сказал он. Она воззрилась на него в недоумении:
— Что это значит, Фил? Он отвел взгляд:
— Скоро узнаешь. Смотри, тебя мама зовет. Мод показывала кое-что из своего антиквариата Дику Лидсу, но с улыбкой оставила его, повернувшись к Кэтрин.
— Ты опять за свое, дорогая, — запричитала она, украдкой оглянувшись на Блейка. — Он рвет и мечет. Кэтрин, постарайся не сердить его, хотя бы сегодня. Не забывай, что Лидсы у нас в гостях.
— Они в гостях у Блейка, — последовал дурацкий ответ.
— Допустим. Но это дом Блейка, — сказала Мод с примирительной улыбкой. — Джонни полностью завещал дом ему. Он чувствовал, что Блейк не даст мне разорить его.
— Никто бы и не разорил, — запротестовала Кэтрин.
Мод вздохнула.
— Возможно, и нет. — В голосе Мод не чувствовалось уверенности. — Вопрос спорный. А ты не облегчаешь ему задачи, как тебе известно.
— Я всего лишь купила новое платье. — Кэтрин все еще пыталась защищаться.
— Оно тебе не по возрасту, Кэтрин, — мягко произнесла Мод. — Филлип целый вечер не сводил с тебя глаз, а каждый раз, когда он глядел на тебя, Блейк все больше сердился.
— Филлип и я — мы ведь не родственники, — напомнила Кэтрин. Мод улыбнулась:
— И я считаю, что ты для него была бы самой подходящей партией. Но Блейк не одобряет этой идеи, а он может доставить тебе множество затруднений.
Она разозлилась.
— Он не одобряет никого, кому я назначаю свидания, — проворчала она.
Мод собралась что-то сказать, но явно передумала.
— Все уладится само собой. А пока что, прошу тебя, веди себя вежливо с мисс Лидс. Для нас очень важно произвести благоприятное впечатление на них обоих. Это все, что я могу тебе сказать, но пожалуйста, поверь мне на слово.
Кэтрин вздохнула: