Как уже было сказано, исходные ситуации, требующие судебного разрешения (возникновение конфликта), могут быть самыми разнообразными; здесь рассказы о судах переплетаются со всевозможными иными историями. Разновидностью их могут быть, например, те рассказы о состязаниях, где для выявления победителя участники обращаются к третьему - судье. Сюда же можно отнести эпизоды с 'разрешением спора' или 'раздела' в волшебных сказках: когда, например, черти ссорятся из-за обладания волшебным предметом, а герой, вызвавшийся их рассудить, сам завладевает им, усылая спорщиков, скажем, за пущенной стрелой [12, 43]. Но в любом случае отнести текст к разряду 'историй о судах' можно лишь тогда, когда конфликтующие стороны обращаются к третьему и он разбирает их дело; иначе говоря, необходимо сочетание с обращением в суд и судебным разбирательством; соответственно, в наборе персонажей непременно должен быть судья.
Возьмем хотя бы целый ряд сказок на популярный сюжет о 'неблагодарном спасенном': тувинскую 'Белый заяц' [131, 184], кхмерскую 'Как отец с сыном повстречали крокодила' [89, 292], басумбва 'Человек, лев и заяц' [98, 259] и др. (см. примеч. к вьетнамской сказке 'Леопард в книжном ящике', No 215). Во всех этих сказках один из персонажей спасает из ловушки хищника, а тот в ответ хочет его съесть и даже иногда обосновывает свое право на это. Чтобы узнать, кто из них прав, оба обращаются к судье (иногда последовательно к нескольким). Тот, якобы желая выяснить, 'как было дело', просит хищника вернуться в ловушку и оставляет его там.
Но вспомним очень сходный сюжет знаменитой арабской сказки о рыбаке и джинне, выпущенном им из бутылки. Здесь рыбак сам ухитряется возвратить джинна в бутылку; третий участник не появляется. Именно это принципиальное различие позволяет отнести все перечисленные выше к сказкам о судах, а последнюю - нет. Персонажи, спорящие о волшебном предмете, также могут разрешить спор сами: хитростью или поединком; медведь и человек в известной сказке могут сами разделить урожай на вершки и корешки и т. д. Сопоставим эти истории с любым из текстов нашего сборника, и мы увидим все ту же главную разницу.
Столь же обязательно наличие в исходной ситуации как минимум двух тяжущихся. Как уже упоминалось, один из них может разыскиваться или подразумеваться (например, если в суд вызван человек, нарушивший закон, его обвинителями предполагаются государство или его представители, или те, чьи интересы он задел, нарушив закон). В бирманской сказке 'Как появился кокосовый орех' к берегам страны прибивает плот с тремя преступниками и царь выносит им приговоры за преступления, совершенные в другой стране. Но вот пример иного рода. В ряде сюжетов участник тяжбы должен доказывать свою правоту, отгадывая загадки; это своеобразная сказочная разновидность ордалии, 'божьего суда' (см., напр., татарскую сказку 'Хвастливый бай', No150, и примеч. к ней). Сопоставим эту сказку с классическим древнегреческим мифом о Сфинксе, загадывающем загадки Эдипу (если не разгадает - смерть), или с бирманской сказкой 'Монг Паук Чайн', где царица ставит герою условие: 'Я загадаю вам загадку. И если... вы разгадаете ее - умру я. Если же нет - умрете вы' [72, 67]. Роль Сфинкса можно сопоставить с ролью судьи в татарской сказке, роль Эдипа - с ролью ответчика; но второго тяжущегося нет, и неясен характер тяжбы, что и не позволяет отнести древнегреческий и бирманский тексты к числу рассказов о суда[ix].
В некоторых случаях, правда, один персонаж может совмещать в себе одновременно две роли: к тяжущейся стороны, и судьи. Превосходный пример турецкий анекдот 'И ходжа* - двуличный кази': 'Пришел однажды к нему человек и говорит: 'В ноле паслись коровы и пеструшка - должно быть, это ваша корова боднула в живот нашу корову и убила ее. Что за это полагается?' Ходжа отвечал: 'Здесь хозяин ни при чем. К животному нельзя предъявлять иск о пролитой крови11. Тогда человек заметил: 'АХ, я ошибся, не ваша корова убила нашу, а наша убила вашу'. - 'Ну, тогда вопрос усложняется. Достань-ка поскорее с полки вот ту книгу в червем переплете!'' [25, 176].
Иногда судья берет на себя и роль советчика (см. индийский рассказ 'Изображение в зеркале', No 77).
Как уже упоминалось, в рассказах-дилеммах судья оказывается неспособным найти решение и роль судьи иногда предлагается взять на себя читателю. Часто в сходных вариантах одного и того же сюжета судья в самом тексте вообще не появляется, рассказчик обращается за 'судом' прямо к читателю. Несмотря на принципиальную близость таких сюжетов, мы для сборника предпочитали все-таки варианты, где судья был представлен эксплицитно, как персонаж[x].
Разные судьи пройдут перед читателем на страницах этой книги. Тут в люди, и животные [заяц, паук, черепаха), и духи или божества (Ньяме у бауле, бурятский Эсегэ-малан, древнеегипетская Эннеада), и даже неодушевленные предметы иди стихийные силы (гора, ветер). Судьей мог быть и знаменитый фольклорный хитрец (Насреддин, Бирбал, Абу-Нувае), и глава племени или государства (вождь, король, султан), и духовное лицо (мулла), и старейшина рода, и совет таких старейшин[xi] . При всей фантастичности некоторых судов этнограф и историк судопроизводства несомненно сможет почерпнуть из этих текстов немало реальных сведений о жизни, обычаях и правовых нормах разных народов.
Н. Д. Фошко в предисловии к сборнику 'Кхмерские мифы и легенды' [71] выделяет в числе обязательных персонажей кхмерских юридических сказок так называемого 'ложного судью', т. е. первого, к кому обращаются тяжущиеся. 'Судья не может удовлетворительно разрешить спор, справедливое решение выносит король' [71, 19]. Это действительно постоянная характерная особенность именно кхмерских сказок, убедительного объяснения которой пока не предложено. При сходстве многих кхмерских сюжетов с индийскими, пишет Н. Д. Фошко, можно отметить ряд национальных особенностей. 'В индийских сказках судья деревенский староста, в кхмерских - король. В индийских сказках плату чаще всего требует бедняк. Кхмерам кажется, что бедняк у бедняка денег не попросит. Вот богачу, привыкшему получать и копить деньги, такая идея прийти в голову может' [71, 20].
Вообще обращает на себя внимание обилие сказок о судах и судьях в кхмерском фольклоре. 'Склонность кхмеров к 'юридической' сказке, - считает Н. Д. Фошко, - объясняется, на наш взгляд, тем, что в средние века камбоджийское общество состояло главным образом ив свободных крестьян, частые конфликты которых с феодалами обычно решались в суде, куда они имели право обращаться' [71, 20].
Остановимся особо на тех рассказах, где в суде участвует божество или волшебная сила - не обязательно персонально, как в шумерском мифе 'Лахнар и Ашнан' или бурятской сказке 'Бедняк'; здесь боги, по существу, очеловечены и выносят решения, которые можно было бы приписать в обычному судье. Интересней переходные случаи, как, например, в сказке бирманской народности нага 'Почему кошки едят мышей'. Здесь наты (анимистические божества, духи) решают судьбу мышей и кошек игрой в кости: 'Если проиграет нат котов, мыши будут есть кошек. Если же проиграет нат мышей, то кошки будут есть мышей' [110, 411]. Такое бросание жребия - типичный пример так называемой ордалии, или 'божьего суда'; забавно, что к нему прибегают персонализированные божества. Как правило, в сказках о 'божьих судах' бог дает знать о своем приговоре косвенно.
Ордалии у многих народов древности были одним из самых распространенных типов или элементов судопроизводства. В древней Индия участники судебного процесса испытывались взвешиванием, огнем, водой, ядом, 'святой' водой, жеванием зерен риса, раскаленной монетой, раскаленным плугом и вытягиванием жребия. Испытание взвешиванием заключалось, например, в следующем: подозреваемого дважды взвешивали; если во второй раз он оказывался легче, чем в первый, его признавали невиновным. При испытании раскаленными предметами доказательством невиновности служило отсутствие на теле следов ожога через некоторое время после испытания[xii].
Л. Фробениус в т. 8 'Атлантиса' рассказывает об ордалиях у племен мосси, баммане, малинке (Зап. Судан). У мосси ордалия осуществляется при помощи сосуда, называемого 'кабого' (у баммане он называется 'сиенг', у малинке 'бамбукус'); в сосуде подают заговоренный состав; у некоторых племен в состав добавляют сок ядовитых растений, но это необязательно. Считается, что виновный, выпив из такого сосуда, подавится и умрет; оставшийся живым признается невиновным [151, 223] .
Сказки разных стран дают нам описания разнообразных 'божьих судов' (см. No
