На протяжении целого часа, в течение которого они поджидали генерала, его юная гостья предавалась не слишком благоприятным размышлениям о хозяине дома, «Эта затянувшаяся отлучка, эти уединенные прогулки отнюдь не свидетельствуют о его душевном спокойствии и чистоте его совести». Наконец он предстал перед молодыми леди. И как бы мрачно ни было у него в это время на душе, дм он по-прежнему улыбался. Мисс Тилни, отчасти догадывавшаяся, до чего ее подруге не терпится осмотреть внутренность дома, вскоре напомнила ему о его обещании. И генерал, не прибегнув, вопреки ожиданиям Кэтрин, к новой отсрочке, – если не считать пяти минут, потребовавшихся, чтобы заказать легкий завтрак к их возвращению, – выразил готовность их сопровождать.

Они двинулись в путь. С исполненным достоинства видом, не ускользнувшим от взора, но не рассеявшим подозрений достаточно начитанной Кэтрин, он провел их через семейную гостиную и не используемую прихожую в помещение, отличавшееся от других размерами и меблировкой, – в парадную гостиную для приема именитых гостей. Кэтрин смогла ее назвать только «величественной», «огромной» и «чудесной», поскольку ее неискушенный взгляд едва ли подметил даже расцветку атласной обивки. Поэтому роль истинного ценителя, способного восхищаться всеми подробностями, вынужден был взять на себя сам генерал. Гостью мало занимали дороговизна и красота меблировки. Любой предмет, появившийся на свет после пятнадцатого столетия, не вызывал у нее никакого интереса. И когда тщательный осмотр каждого хорошо знакомого ему украшения вполне удовлетворил любознательность хозяина дома, они перешли в библиотеку – комнату в своем роде столь же великолепную, вмещавшую собрание книг, которое его скромный владелец мог созерцать с гордостью. Кэтрин, проявив тут ко всему более неподдельный интерес, чем в гостиной, извлекла из этого кладезя знаний все, что мог дать осмотр корешков половины книг на одной из полок, и была готова следовать дальше. Но анфилада апартаментов не выстраивалась перед ней так, как ей бы хотелось. Дом был велик, но большую его часть она ужа осмотрела. И, услышав, что, вместе с кухней шесть или семь виденных ею комнат охватывают двор с трех сторон, она не могла этому поверить, подозревая, что немало других помещений от нее утаили. Возвращаясь в жилое крыло дома, она, правда, немного утешилась, миновав несколько менее значительных комнат, выходивших во двор, который посредством запутанных переходов соединял различные стороны здания. Еще большее удовлетворение она испытала, узнав, что проходит по бывшей монастырской обители, где ей были показаны следы монашеских келий, заметив несколько дверей, которых перед ней не открыли и назначения которых не назвали, и оказавшись последовательно в бильярдной, в личных покоях генерала (как они соединялись между собой и в какую сторону следовало, выходя из них, поворачивать, осталось для нее загадкой) и, наконец, в принадлежавшей Генри маленькой темной каморке, занятой разбросанными в беспорядке книгами, ружьями и плащами.

Из столовой, в которой она уже побывала и куда ей надлежало являться ежедневно к пяти часам (проходя через эту комнату, генерал не удержался от того, чтобы измерить ее шагами и снабдить мисс Морланд проверенными при ней сведениями, вовсе ей не нужными и не вызывавшими у нее сомнений), они кратким путем проследовали на кухню – старинную монастырскую поварню с допотопными массивными стенами и копотью и новейшими печами и духовками. Генерал в своей погоне за нововведениями не терял здесь времени даром: любое новейшее изобретение, способствующее приготовлению пищи, было представлено на этом просторном поприще поварского искусства. И если чей-то творческий гений допускал в своем детище просчет, собственный гений генерала часто доводил дело до желаемого результата. Одних осуществленных им усовершенствований на кухне было достаточно, чтобы поставить этого человека в один ряд с самыми выдающимися покровителями монастыря.

Кухонными стенами исчерпывалась древняя часть аббатства – четвертую старую часть прямоугольника, по причине ее крайне плачевного состояния, снес отец генерала, построив это крыло в его нынешнем виде совершенно заново. Старины здесь не сохранилось. Новая постройка не только была новой, но ее новизна Даже подчеркивалась всем ее обликом. Она заключала в себе только служебные помещения, примыкала к конному двору и архитектурное единство с остальным зданием здесь не было сочтено необходимым. Кэтрин могла сколько угодно порицать человека, который ради презренной хозяйственной пользы поднял руку на то, что было, возможно, ценнее всего остального. Она могла желать всем существом, чтобы генерал избавил ее от этого жалкого зрелища. Но если у него и было сколько-нибудь тщеславия, то оно относилось именно к благоустройству хозяйственных служб. И будучи убежден, что человек с душой, как у мисс Морланд, должен радоваться созерцанию приспособлений и усовершенствований, смягчающих тяготы жизни тех, кто стоит у основания общественной лестницы, он не счел нужным извиниться в намерении показать ей эти службы. Они бегло осмотрели их все. И на Кэтрин, вопреки ее ожиданиям, произвело впечатление их разнообразие и удобство. То, чему в Фуллертоне считалось возможным отвести несколько бесформенных клетушек и неудобных чуланов, занимало здесь достаточно просторные и вместительные помещения. Не меньше, чем разнообразию служб, она дивилась количеству встречавшейся им на каждом шагу прислуги. Куда бы они ни заходили, перед ними непременно приседала девица в деревянных башмаках или от них ускользал по-домашнему одетый ливрейный лакей. И все же это было аббатство! Насколько же по-разному велось хозяйство здесь и в несомненно превосходивших размерами Нортенгер аббатствах и замках из романов, в которых вся грязная домашняя работа выполнялась не более чем двумя парами женских рук! Как они со всеми делами управлялись, часто озадачивало миссис Аллен. И когда Кэтрин увидела все, что здесь приходилось делать, она стала этому удивляться сама.

Чтобы подняться по главной лестнице и оценить всю красоту ее деревянных панелей и богатой резьбы, они вернулись в холл. С верхней площадки лестницы они пошли в сторону, противоположную той галерее, в которой находилась спальня Кэтрин, и вскоре оказались в галерее, похожей на нее, но более длинной и широкой. Им показали одну за другой три больших спальни с изящными и прекрасно оборудованными гардеробными. Для удобства и красоты этих помещений не пожалели ни вкуса, ни денег. И отделанные не более пяти лет назад, они удостоились бы всяческих похвал со стороны любого человека, хотя и не представляли интереса для Кэтрин. При осмотре последней из этих спален генерал перечислил как бы невзначай имена нескольких именитых особ, когда-то почтивших ее своим пребыванием, после чего, повернувшись с улыбкой к гостье, позволил себе выразить надежду, что одними из ее ожидаемых в недалеком будущем обитателей окажутся «наши друзья из Фуллертона». Она уловила заключавшийся в этих словах неожиданный комплимент и искренне пожалела, что не может хорошо думать о человеке, который столь добр к ней и так внимателен к ее близким.

Дальше галерею преграждала двустворчатая дверь. Шедшая впереди мисс Тилни успела ее распахнуть и пройти и уже было хотела так же поступить с дверью по левую руку в следующей части галереи, когда ускоривший шаг генерал поспешно и, как показалось Кэтрин, с некоторой досадой ее остановил, поинтересовавшись куда это она направляется и что еще собирается показывать. Разве мисс Морланд уже не увидела все, достойное ее внимания? И разве Элинор не понимает, что ее подруга была бы не прочь подкрепиться после такого утомительного хождения по дому? Мисс Тилни тотчас же вернулась, и перед разочарованной Кэтрин захлопнулась тяжелая дверь, за которой она успела разглядеть более узкий коридор с множеством выходов и признаками винтовой лестницы и представить там что-то в самом деле заслуживающее внимания. Когда она нехотя возвращалась по галерее, ей казалось, что ради этой части