Он до сих пор не получил ни одного сообщения от Ром-бура и Гурни и мог только надеяться, что они благополучно прибыли на Икс и начали там свою опасную работу. Скоро Дом Атрейдесов займется вещами куда более серьезными, чем открытие памятников.

Позади статуй стоял высокий деревянный помост. Двое мускулистых юношей забрались на вершину помоста и ожидали команды, держа в руках зажженные факелы. Специально отобранные из рыболовецких экипажей юноши отличались природной ловкостью, а все свои дни обычно проводили на кораблях, порхая по вантам, как летающие крабы. Их родители и капитаны их судов взирали на своих воспитанников с гордостью, стоя рядом с почетным гвардейским караулом.

Лето набрал в легкие побольше воздуха.

– Весь народ Каладана в неоплатном долгу благодарности этим людям, которых скульптор обессмертил в камне. Это мой отец, возлюбленный герцог Пауль Атрейдес, и мой сын Виктор, чья жизнь оказалась столь трагически короткой. Я распорядился увековечить их, чтобы все корабли, входящие в нашу гавань и покидающие ее, могли почтить память этих героев.

Тяжкая обязанность быть герцогом…

Лето поднял руку, подавая сигнал юношам, герцогский перстень сверкнул в последних лучах заходящего солнца. Застыв на опасной высоте, юноши опустили свои факелы к чаше вечного огня и подожгли масло. Голубоватое ревущее пламя без треска и дыма взметнулось ввысь, вспыхнул громадный Факел, зажатый в исполинской ладони каменного герцога.

Дункан, вытянувшись по стойке «смирно», держал перед собой шпагу старого герцога, словно царский скипетр. Туфир, как всегда, сохранял на лице суровое, бесстрастное выражение.

– Пусть никогда не гаснет этот Вечный Огонь. Пусть память о них ярко горит в веках.

Толпа оживилась, но аплодисменты не смогли согреть сердце Лето, когда он вспомнил ссору с Джессикой по поводу имени еще не родившегося дитя. Он хотел назвать мальчика в честь отца Паулем, а она возражала. Как было бы хорошо, если бы она могла встретиться с ним, чтобы, может быть, просто побеседовать с ним на философские темы. Тогда у нее, возможно, сложилось бы более благоприятное мнение о старом Пауле, и она перестала бы ополчаться на его политику, которую так упрямо не желал менять Лето.

Он поднял свои серые глаза на безупречное, идеализированное лицо высеченного в камне Пауля Атрейдеса, стоявшего рядом с прекрасной статуей мальчика. Отсвет Вечного Огня ложился на гигантские лица. Как не хватает Лето отца и сына. Но больше всего он тосковал по Джессике.

Пусть мой второй сын проживет долгую, исполненную высокого смысла жизнь, думал Лето, не вполне понимая, кому он возносит эту молитву.

На другом краю империи, на другом балконе, наблюдая другой закат, стояла Джессика и думала о своем герцоге. Она окинула взглядом величественную архитектуру имперской столицы, потом подняла глаза, чтобы увидеть пляшущие огни северного сияния, висевшего над головой, словно огромная штора, сверкающая на фоне темнеющего неба.

Как скучает она по своему герцогу. От желания видеть его у нее ныло все тело.

Утром этого дня Преподобная Мать Мохиам и недавно прибывшая медицинская Сестра Йохса подвергли Джессику придирчивому осмотру и уверили ее в том, что последний триместр беременности протекает нормально. Для того чтобы убедиться в нормальном развитии ребенка, Сестра Йохса предложила сделать сонографию, безвредное исследование, на основании которого можно построить голографическое изображение растущего в чреве плода. Технически эта процедура не противоречила канонам Бене Гессерит, запрещавшим манипуляции с ребенком in utero

, но Джессика отказалась от проведения этого теста, боясь, что он откроет ее тайну.

Увидев удивление и возмущение на лице медицинской Сестры, Мохиам неожиданно встала на сторону Джессики, выказав столь редкое для нее сочувствие:

– Мы не будем делать сонограмму, Йохса. Как и все мы, Джессика обладает способностью сама определять, все ли в порядке в ее организме и нормально ли течет беременность. Мы доверяем ей.

Джессика посмотрела на Мохиам с благодарностью, едва сдерживая жгучие слезы.

– Благодарю вас, Преподобная Мать.

Во взгляде Мохиам читался немой вопрос, но Джессика не стала отвечать, намеренно или по какой-то иной причине…

И вот сейчас наложница герцога Лето сидит на балконе императорского дворца, облитая светом заходящего солнца. Она думает о небе Каладана, о штормах, которые внезапно и всегда неожиданно налетают на синее море. За прошедшие месяцы разлуки они с Лето не раз обменивались письмами и подарками, но этого было так мало.

Кайтэйн изобиловал чудесами и сокровищами, но Джессике хотелось вернуться в свой океанский мир и быть с любимым человеком, жить в покое и вести прежнюю жизнь. Что будет, если Община Сестер приговорит меня к изгнанию после рождения сына? Что будет, если они убьют ребенка?

Джессика продолжала делать записи в тетрадь, подаренную ей леди Анирул, занося туда свои идеи и впечатления и пользуясь изобретенным ею самой шифром. Она доверяла Дневнику свои самые сокровенные мысли, заполняя страницу за страницей своими планами относительно не родившегося еще дитя и совместной жизни с Лето.

Однако даже страницам дневника она не могла доверить все нараставшее смятение, природа которого была ей не понятна и которое, как она надеялась, пройдет само собой. Что, если она приняла неверное решение?

Проснувшись, Анирул увидела, что рядом сидит медицинская Сестра, все время наблюдавшая за ней и проводившая лечение, призванное держать в узде гомон голосов Другой Памяти, готовых подавить сознание больной.

– Хороший цвет кожных покровов и ясные глаза. Превосходно, леди Анирул, – ласково произнесла Йохса, ободряюще улыбнувшись своей пациентке.

Анирул сделала над собой усилие и села, превозмогая волну нахлынувшей на нее слабости. Она чувствовала себя почти здоровой. Во всяком случае, пока.

Марго Фенринг и Мохиам буквально ворвались в покои императрицы с взволнованными лицами, за что получили бы от Анирул основательный нагоняй, если бы она чувствовала себя хоть немного лучше.

Марго поменяла полярность поля фильтра, закрывавшего дверь, ведущую во внутренний двор, и в спальню хлынул яркий свет. Анирул закрыла глаза ладонью от ослепительного света и села прямее, подставив кожу теплым благодетельным лучам солнца.

– Действительно, не могу же я провести всю свою жизнь в темноте.

Своим внимательным слушательницам она рассказала содержание своего сна о песчаном черве и его невидимом преследователе.

– Я должна определить, что означает этот сон, поскольку страх все еще свеж в моей памяти.

Щеки Анирул обжигал солнечный свет, но ей казалось, что она до сих пор чувствует раскаленный зной пустыни.

Медицинская Сестра попыталась остановить Анирул, но та отмахнулась от Йохсы. Нахмурившись от такого пренебрежения, Йохса почувствовала себя одинокой, когда две оставшиеся в спальне гостьи слишком поспешно захлопнули за ней дверь.

Анирул босиком прошлась по террасе, выйдя на открытое солнце. Вместо того чтобы скорчиться от жара, она выпрямилась, впитывая животворные лучи солнца всей кожей своего обнаженного тела.

– Я оказалась на краю безумия, но вернулась назад, – сказала она, испытывая странное желание покататься по горячему песку.

Три Сестры стояли возле куста иммианских роз, растущих на террасе.

– Сны всегда порождаются событиями сознания, – назидательно произнесла Мохиам, перефразируя