Расс не остановился, он был явно очень зол на меня. В чем-то он, конечно, был прав, но в то же время всегда есть способ решить проблему. Пересечение границы — процесс сам по себе небыстрый, так что нужно дать ему возможность идти своим чередом. Беготня Расса и Дэвида этому не способствовала, как и их стремление все заснять: Дэйв не отпускал от себя Джима с камерой. «Джим, иди-ка сюда! Я тебе что-то скажу!» — кричал он. И потом в камеру: «Я с ребятами… «Долгий путь вокруг света»… Мы на границе…»
Все действовали слишком уж активно. Нам с Рассом явно нужно было разобраться между собой, но я был уверен: все само образуется, когда он немножко успокоится. Мы с самого начала знали, что в Европе все пройдет очень спокойно и без серьезных событий, а самое интересное начнется по мере продвижения на восток. Зачем искусственно создавать кризис и суету, когда дорога сама потом утолит нашу жажду приключений и подарит фильму динамику?
Вскоре вопрос был улажен. Нас заметили пограничники — не заметить поднятую суматоху было трудно — и спокойно проверили документы. Мы заплатили небольшой штраф за отсутствие печати в таможенной книжке — и все. Уже через пятнадцать минут были в Словакии. Много шума из ничего. Мы еще раз убедились, что в сложной ситуации главное — сохранять спокойствие, и она сама разрешится.
ЭВАН: Я понимаю, что пересечение границы занимает какое-то время, и готов потерпеть; мне только не нравится тратить время зря. Через два часа езды по Словакии я впал в мрачное расположение духа, меня стали дико раздражать всякие дурацкие мелочи типа болтовни по радио и подначек Чарли. Наверное, мне просто нужно было передохнуть, побыть одному, позвонить жене, чтобы хоть ненадолго разбавить этим нашу чисто мужскую компанию. Я и в лучшие свои времена не очень-то любил, когда надо мной подшучивали, а тут эти шуточки меня совсем стали убивать. Очень хотелось к Ив и дочкам. Не закончилась еще и первая неделя путешествия, а я уже по ним истосковался, чувствовал себя одиноко и уныло, раздражался по пустякам, а вера в себя — так та вообще упала до нуля. С каждой новой страной я все больше изнывал от тоски по дому. Ко всему прочему, еще потерялась розовая пластмассовая мыльница, подаренная Кларой. Из-за этого я совсем сник. А может, просто пришла пора поесть.
Когда мы въехали в город, где собирались остановиться на обед, я сверился с GPS. Было как-то странно. Она должна была показывать направление на перекрестках, а вместо этого там была прямая до следующего пункта маршрута, куда мы собирались попасть к вечеру. Даже если бы впереди лежал лес, GPS предложила бы ехать сквозь него.
Тут до меня дошло, что кто-то включил внедорожный режим — вот она и показывала дорогу, как с высоты птичьего полета. Ну, слава богу. Разобрался наконец-то, почему GPS задавала такие странные направления. Завидев Чарли, я помахал ему, чтобы он остановился, и предложил сделать перерыв.
«Мою GPS кто-то переключил на внедорожный режим, — рассказал ему я. — Вот почему она не работала».
Чарли даже не потрудился снять шлем. Он покачал головой и закричал: «Ты, конечно, молодец! Сидишь тут на дороге и ждешь, пока я проеду мимо, а потом отзываешь назад, типа «у меня кто-то GPS переключил, вот ужас-то». Кто, ты думаешь, кроме тебя мог это сделать? Обожаю эту твою милую черту — всегда винишь кого угодно, только не себя. Знаю, ты сейчас наверняка думаешь: «Это Чарли ковырялся в моей GPS». Так и слышу эти твои мысли. Вот смеху-то. «Кто-то копался в моей GPS!» Ха!»
Было непонятно, всерьез это он говорил или чтобы подразнить, но я уже сильно проголодался — поэтому сосредоточился на поиске ближайшего места, где можно поесть.
Небо было серым, вдалеке виднелись горы. Мы остановились в придорожной закусочной под городом Бойнице. Я прогнал с бензобака огромного мохнатого паука, посчитав его добрым знаком, подписал несколько открыток и получил удовольствие от обеда в обществе Чарли и Клаудио. Поев, мы достали сигареты — я оказался не способен ограничиться одной сигареткой после обеда и вернулся к прежней норме «пачка в день». Дальше мы стали решать, куда ехать дальше, и в итоге заехали к замку неподалеку от Бойнице. Там с удивлением обнаружили группу английских туристов, а потом удивились еще больше, когда одна девочка достала DVD с «К черту любовь!» и попросила меня его подписать. А потом мы отправились к родителям няни детей Клаудио, и в одном из городов на пути к ним сняли номер в гостинице.
ЧАРЛИ: Мы уехали рано утром, дорога шла по сельским районам Словакии; иногда начинался сильный дождь. Как и Чехия, Словакия производила впечатление небогатой страны, тут было много полей и огородов, пожилые люди одевались традиционно. Туризм в Словакии не очень развит, но иностранцам никто не удивляется. Почти все, с кем мы разговаривали, могли изъясняться на английском.
Два раза нам повстречались мотоциклисты, специально поджидавшие нас на обочине дороги. Проезжая мимо, мы махали им, а они тут же надевали шлемы и ехали следом. На ближайшем светофоре мотоциклисты вставали рядом, чтобы поговорить. Это было немного странно, но в то же время очень мило: люди читали про нас в газетах и теперь сворачивали со своего пути, чтобы проехать вместе пару километров. Эван загрустил. Он сказал, что по телефону у жены сегодня утром был печальный голос, а он не мог ее развеселить, потому что тоже скучал. Накануне я чувствовал себя точно так же, когда звонил Ойли. Было слышно по голосу, что она ужасно скучает, и мне сразу же захотелось домой. Та гадалка в Праге была права, ведь я действительно тоскую по дому больше, чем думал. Наверно, не надо было говорить о ней так пренебрежительно. Я скучал по жене, детям. И еще скучал по обычной жизни, всем тем вещам, которые воспринимаешь как нечто само собой разумеющееся. Я поговорил и с Кинварой, старшей дочерью. Она спросила, как долго меня еще не будет. «Три месяца», — ответил я. «Как же долго. Пока всего одна неделя прошла», — сказала она, и меня сразу потянуло домой.
Мы поехали дальше, повернув на юг от шоссе 66 к Турне. Дорога шла мимо деревень, в которых дома, казалось, не ремонтировались и не красились годов этак с двадцатых, людей не было видно — только несколько пьяных, спотыкаясь, ковыляли по дороге. Они были настроены дружелюбно, но на лицах ясно читались последствия десятилетий, прожитых в бедности и под притеснением. Иногда нам встречались совершенно брошенные поселения и городки — города-призраки, построенные рядом с заводом, который теперь уже не работает. Окружающие их поля летом жестоко палило солнце, весной топили дожди, а осенью и зимой морозили снег и лед. Если на пути все же попадались какие-то люди, они тут же бросали все дела и глазели на нас. «Мы тут как инопланетяне», — сказал мне Эван по радио в одном из таких случаев. А потом был поворот, и на выезде из леса мир будто бы раскололся пополам: справа раскинулась потрясающая панорама — долины и горы, протянувшиеся на десятки миль.
Поздно вечером мы приехали в маленький городок Турня-над-Бодвоу, построенный вокруг большого цементного завода, и Клаудио отвел нас в дом родителей няни его детей. Это был большой дом с террасой, и за ним имелся огород, где росли всякие овощи. Саба Капоштас напоминал седого Джека Николсона, а у его жены Марии было очень доброе лицо с сияющей улыбкой, и она прекрасно знала английский. «Я язык в школе учила, — сказала она, — вот только возможности куда-нибудь съездить, чтобы поговорить по- английски, у меня не было».
Это удивительные люди, совершенно независимые: они держали кур и свиней на колбасу и ветчину. Эван наконец-то повеселел. «Такой милый дом, — сказал он. — Такие теплые, гостеприимные люди».
Дом и огород Эвану очень приглянулись. Ему понравилась сама атмосфера этого места, доброта и искренность хозяев, которые с распростертыми объятиями впустили, по сути, совершенно незнакомых людей в свою жизнь.
Мария приготовила на ужин традиционные словацкие блюда: острый томатный суп с паприкой, свиную отбивную из мяса собственных животных и пирог. «Мой муж такую еду обожает, — сказала она. — Ешьте побольше. Завтрак будет только утром».
«Золотые слова», — сказал Эван.
Пока мы ели, Мария показывала семейные фотографии, рассказывала о пятерых своих детях и о том, как они всей семьей работали на цементном заводе. Еще она сказала, что у нее есть семидесятилетний друг по переписке из Эдинбурга. Они общаются уже тридцать лет, но еще ни разу не встречались.
После ужина Саба, хитро улыбаясь, поманил нас вниз и завел в гараж. Там он переставил свою «Ладу» к дверям, и стала видна лесенка, ведущая в подпол. Мы протиснулись сквозь маленькую дырку в бетонной стенке и оказались в просторном подвале, который этот хозяйственный человек обустроил прямо
