— Хорошо.
Затем Эрагон переключил все свое внимание на Рорана. Наложение этих чар потребовало гораздо больше времени — ведь Рорану в самое ближайшее время могла грозить любая, даже самая страшная, опасность. Эрагон вкладывал в эти заклинания куда больше энергии, чем предполагал Роран; тот вряд ли одобрил бы подобное расточительство. Однако Эрагону невыносимо было думать о том, что в завтрашней схватке Роран может погибнуть, даже если они и сумеют победить Гальбаторикса.
Наконец он сказал:
— Теперь все. Я наложил несколько иные чары, которые, впрочем, следовало бы применить и раньше. В дополнение к обычным стражам, я дал тебе еще несколько таких» на которые тебе придется расходовать и собственные силы. Но пока ты жив, они будут защищать тебя от опасности. Впрочем, — и Эрагон многозначительно поднял палец, — учти: они вступят в действие только после того, как будет истощена вся остальная защита, так что на них не следует возлагать слишком большие надежды. И потом, если они будут действовать постоянно, то ты быстро лишишься сил и упадешь без чувств, а можешь и умереть.
— Значит, пытаясь меня спасти, они могут убить меня? — спросил Роран.
Эрагон кивнул.
— Не позволяй больше никому обрушивать на тебя стену, и все будет в порядке. Это, конечно, риск, но риск оправданный. Такая защита не позволит взбесившейся лошади сбросить тебя себе под копыта и заставит брошенный в тебя дротик пролететь мимо. Кроме того, тебе, как и Катрине, достаточно будет дважды произнести слова «фретхья» или «фретхья летта», чтобы стать невидимым или же снова видимым. Вот увидишь, во время битвы это тебе пригодится.
Роран усмехнулся.
— Да уж, наверно.
— Главное, чтобы эльфы не приняли тебя за одного из заклинателей Гальбаторикса, — пошутил Эрагон и поднялся, собираясь уходить, Катрина тоже встала и вдруг схватила его за руки и с нежностью прижала их к своей груди.
— Спасибо тебе, Эрагон! — тихо сказала она. — Ты очень хороший!
Он вспыхнул, совершенно растерявшись.
— Да ладно, это же ерунда…
— Завтра береги себя, очень тебя прошу. Ты очень много значишь для нас обоих, и я надеюсь, что вскоре мы все снова будем вместе, а ты станешь любящим дядюшкой для нашего малыша. Я просто не переживу, если ты позволишь себя убить!
Он засмеялся.
— Не тревожься. Сапфира не позволит мне делать глупости.
— Это хорошо. — Катрина расцеловала его в обе щеки и выпустила его руки. — До свиданья, Эрагон.
— До свиданья, Катрина.
Роран немного проводил его. Махнув рукой в сторону своей палатки, он сказал Эрагону:
— Спасибо тебе за нее.
— Я только рад, что сумел вам немного помочь.
Они крепко обнялись; потом Роран сказал:
— Ну, удачи тебе.
Эрагон судорожно вздохнул.
— И тебе удачи. — Он крепче сжал плечо брата; ему не хотелось с ним расставаться, ведь они могли больше и не увидеться. — Если мы с Сапфирой не вернемся, — сказал он, — ты позаботишься о том, чтобы нас похоронили дома? Я не хочу, чтобы наши кости покоились здесь.
Роран удивленно поднял брови.
— Сапфиру, пожалуй, тяжеловато будет тащить так далеко.
— Ничего, эльфы наверняка помогут.
— Ну, тогда ладно. Конечно, обещаю. А ты хотел бы… покоиться в каком-нибудь определенном месте?
— На вершине того лысого холма, помнишь? — Эрагон имел в виду холм неподалеку от их родной фермы. Этот холм с голой вершиной в предгорьях Спайна всегда представлялся ему идеальным местом для строительства замка, и они с Рораном в детстве частенько обсуждали такую возможность.
Роран кивнул и сказал:
— А если я не вернусь…
— Мы сделаем для тебя то же самое.
— Нет, я не об этом хотел попросить. Если я не… ты позаботишься о Катрине?
— Конечно. И ты это знаешь.
— Да, но мне нужно быть уверенным. — Они еще с минуту смотрели друг на друга. Наконец Роран сказал: — Мы ждем тебя завтра к обеду.
— Я обязательно приду.
И Роран нырнул в палатку, а Эрагон еще некоторое время стоял один и смотрел на звезды. Им вдруг овладела такая глубокая печаль, словно он уже потерял кого-то из близких.
Потом он неслышно отошел в тень, полагая, что тьма скроет его надежней любых чар.
Очнувшись от грустных мыслей, Эрагон еще довольно долго бродил по лагерю, пока не отыскал ту палатку, где теперь поселились Хорст с Илейн и новорожденной Надеждой. Все трое еще не спали, поскольку девочка раскапризничалась.
— Эрагон! — обрадовался Хорст, когда Эрагон, остановив действие чар, предстал перед ними. — Входи! Входи! Давненько мы с тобой не видались! С самой Драс-Леоны, пожалуй! Как ты?
Эрагон проболтал с ними почти час — он ничего не сказал им об Элдунари, но о путешествии на Врёнгард рассказал, — и когда девочка наконец уснула, распрощался с ее родителями и снова вышел в ночную тьму.
Затем он разыскал Джоада. Тот увлеченно читал при свете свечи какие-то свитки, а его жена Хелен спала рядом. Когда Эрагон постучался и всунул голову в палатку, старый ученый, покрытый боевыми шрамами, тут же отложил свои свитки в сторону и вышел к нему.
У Джоада, разумеется, было много вопросов, и хотя Эрагон ответил далеко не на все, он все же рассказал достаточно, чтобы Джоад смог кое о чем догадаться. И старик, положив руку ему на плечо, сказал:
— Ох, и сложная задача тебе предстоит! Но Бром бы тобой гордился.
— Надеюсь…
— А я уверен. Если мы с тобой больше не увидимся, то вот что тебе следует знать: я кратко описал все твои приключения и деяния, а также предшествующие им события — в основном наши с Бромом странствия в поисках яйца Сапфиры. — Эрагон удивленно посмотрел на Джоада, но тот продолжал: — Даже если у меня не будет возможности все это закончить, это, по-моему, стало бы неплохим дополнением к работе Хесланта «Домиа абр Вирда», ты как думаешь?
Эрагон засмеялся.
— По-моему, это просто здорово! Но если все же мы с тобой завтра останемся не только живы, но и по-прежнему будем на свободе, то я бы хотел и еще кое-что сообщить тебе, чтобы твои записи стали не только более полными, но и значительно более интересными.
— Ловлю тебя на слове! — обрадовался Джоад.
Эрагон еще примерно час гулял по лагерю, время от времени останавливаясь у костров, где коротали время часовые — люди, гномы и ургалы, — и всех расспрашивал, хорошо ли к ним относятся в полку, не натер ли кто ноги на марше, не слишком ли скуден рацион. Все отвечали ему довольно бодро, а зачастую обменивалось с ним и парочкой шуток. Эрагону казалось, что, беседуя так с людьми, он поднимает их боевой дух, укрепляет их решимость и надежду на благополучный исход завтрашнего сражения. Самое боевое настроение было, естественно, у ургалов; эти рогачи были, похоже, даже рады предстоящей битве и возможности обрести воинскую славу.
У Эрагона, впрочем, была и еще одна цель: он хотел распространить неверные слухи о своем участии