«Оромис?..»

Но ответить Глаэдр не успел — снова вмешался тот чу­жой разум.

«Мое имя Умаротх, — услышал Эрагон, и от этих слов у него голова пошла кругом. — Моим Всадником был эльф Враиль, возглавлявший наш орден, пока его не настигла злая судьба. Я говорю сейчас от имени всех остальных, но я не командую и не управляю ими. Многие из них были связаны с Всадниками, а многие и не были, и наши дикие собратья не признают ничьего авторитета, кроме своего собственного. — Это Умаротх сказал с легкой ноткой раз­дражения. — Было бы слишком сложно и неудобно, если бы все мы заговорили разом, так что мой голос — всего лишь инструмент, которым пользуются все остальные».

«Так ты… там?» — И Эрагон указал на серебристого че­ловека с драконьей головой, по-прежнему стоявшего перед ним и Сапфирой.

«Да нет, конечно, — ответил Умаротх. — Это Куарок. Охотник на нидхвалов, проклятие ургалов. Чаровница Сильвари придумала и создала ему то тело, которым он теперь пользуется, ибо нам нужен был свой защитник на тот случай, если бы Гальбаторикс или еще кто-то из наших врагов вздумал пробраться в Свод Душ».

Пока Умаротх говорил, человек с головой дракона под­нес правую руку к груди и открыл ее переднюю часть, словно дверцу буфета. Внутри у Куарока уютно устроилось пур­пурное Элдунари, окруженное тысячами тонких, не толще волоса, серебристых проволочек. Затем Куарок снова за­крыл дверцу у себя на груди, и Умаротх сказал:

«Нет, я вот здесь», — и он направил зрение Эрагона в сторону алькова, где лежало большое белое Элдунари.

Эрагон медленно убрал Брисингр в ножны.

Яйца и Элдунари. Эрагон просто не в состоянии был разом охватить всю огромность этого открытия. Мысли его текли медленно и казались какими-то вязкими, словно кто-то здорово огрел его по башке — что, в общем, и впрямь было недалеко от правды.

В полном восхищении он двинулся к тем скамьям, что были справа от него, потом, опомнившись, остановился пе­ред Куароком и спросил у него как вслух, так и мысленно:

— Можно?

Человек с драконьей головой щелкнул зубами и слегка отступил, сделав пару сокрушительных шагов в сторону сияющей ямы в центре зала. Но меч свой он в ножны не убрал, и Эрагон постоянно помнил об этом.

Восхищение, удивление, восторг и чрезвычайная по­чтительность — все это смешалось в душе Эрагона, ког­да он приблизился к драконьим яйцам. Наклонившись над нижней скамьей, он судорожно выдохнул, не сводя глаз с золотисто-красного яйца высотой около пяти фу­тов. Повинуясь внезапному порыву, он стащил с руки перчатку и приложил ладонь к поверхности яйца. Оно было теплым на ощупь, и когда он попытался установить с зародышем мысленный контакт, то почувствовал сла­бый невнятный ответ не успевшего еще проклюнуться детеныша.

Горячее дыхание Сапфиры коснулось его шеи, и он ска­зал ей:

«А твое яйцо было меньше этого».

«Это потому, что моя мать была не такой старой и огромной, как та дракониха, что отложила это яйцо».

«Да, верно, это мне и в голову не пришло».

Эрагон обошел все выставленные на скамьях яйца, чув­ствуя, как от волнения у него сжимается горло.

«Как их много!» — восторженно шептал он, прислоня­ясь к мощному плечу Сапфиры и чувствуя, что и она вся дрожит, с трудом сдерживая желание хотя бы мысленно обнять всех этих представителей ее расы. Однако же и ей тоже никак не верилось, что все это — реальная действи­тельность, что глаза не обманывают ее.

Фыркнув, Сапфира мотнула головой, словно заставляя себя прийти в себя и осмотреть все вокруг более внима­тельно. Потом она вдруг издала такой рев, что с потолка посыпалась пыль.

«Как?! — мысленно восклицала она. — Как вы все суме­ли спастись от Гальбаторикса? Ведь мы, драконы, не пря­чемся, когда вступаем в сражение. Мы — не трусы, чтобы бежать от опасности. Объясните, как это получилось!»

«Не так громко, Бьяртскулар, или ты расстроишь ма­лышей», — пожурил ее Умаротх.

Морда Сапфиры исказилась, и она прорычала:

«Тогда ты, старый дракон, расскажи нам, как это могло случиться».

Умаротх, казалось, некоторое время молча посмеивался, но, когда он начал отвечать, слова его прозвучали сурово, даже мрачно:

«Ты права, Сапфира: мы — не трусы, мы не прячемся, если уж начали сражаться, но даже драконы умеют лежать в засаде, выжидая, когда можно будет застать свою добычу или врага врасплох. Или ты с этим не согласна?»

Она снова фыркнула, но ничего не ответила, толь­ко поводила хвостом из стороны в сторону, как бы в знак согласия.

«И мы, в отличие от жалких фангуров или еще более жалких гадюк, не бросаем своих малышей на произвол судьбы, — продолжал Умаротх. — Если бы все мы тогда вступили в сражение за нашу столицу, нас бы всех и унич­тожили. И тогда победа Гальбаторикса была бы абсолют­ной — как он, собственно, и полагает, — и наша раса навсег­да была бы стерта с лица земли».

«Но когда стало ясно, сколь велика мощь Гальбато­рикса, сколь всеобъемлюще его честолюбие, — вступил в разговор Глаэдр, — и когда мы поняли, что эти предатели намерены атаковать Врёнгард, мы — Враиль, Умаротх, Оромис и я, а также некоторые другие, — решили, что не­обходимо спрятать яйца драконов, а также определенное количество Элдунари. Убедить диких драконов в необхо­димости этого оказалось легко; Гальбаторикс охотился на них, и у них не было никакой защиты от его магии. Они прилетели сюда и сами передали своих непроклюнувшихся детенышей Враилю; а также те, кто мог отло­ жить яйцо, хотя в ином случае, наверное, повременили бы с этим, тоже передали своих детенышей Враилю, ибо все мы понимали, что выживание самой нашей расы на­ходится под угрозой. Как выясняется, мы весьма неплохо все это тогда придумали».

Эрагон потер виски:

«Но почему же ты не знал об этом раньше? И почему не знал Оромис? И как это возможно — спрятать их мысли? Ты же говорил мне, что сделать это невозможно!»

«Невозможно, — подтвердил Глаэдр. — Во всяком слу­чае, с помощью одной лишь магии. Но в данном случае, даже если магия окажется бессильна, ее роль вполне успешно может сыграть расстояние. Именно поэтому мы сейчас и находимся так глубоко под землей, на целую милю ниже уровня горы Эролас. Даже если бы Гальбаторикс или Проклятые вздумали мысленно искать спрятанные яйца в столь вроде бы непригодной для этого местности, сама скальная порода помешала бы им почувствовать нечто большее, чем некий непонятный и невнятный поток энер­гии, который они приписали бы вихревым движениям в глубинах земли. Более того, еще до сражения при Дору Арибе, случившегося более ста лет назад, все Элдунари были погружены в некий транс, настолько глубокий, что он был подобен смерти, и это сделало бы еще более затруд­нительными любые попытки их обнаружить. Мы собира­лись разбудить их сразу же после того, как сражение за­кончится, но те, кто построил это место, наложили на него дополнительные чары, действие которых должно было за­кончиться не ранее, чем через несколько лунных месяцев. Только тогда спящие Элдунари смогли бы проснуться».

«Так оно и случилось, — снова заговорил Умаротх. — Свод Душ устроили здесь и еще по одной причине. Та шахта, которую вы видите перед собой, открывается пря­мо в озеро расплавленной скальной породы, магмы, су­ществовавшее под этими горами с самого начала времен. Благодаря этой шахте сюда поступает достаточное количе­ство тепла, чтобы яйцам драконов было комфортно, и обе­спечивает нас, Элдунари, светом, который совершенно не­обходим нам для поддержания сил».

И Эрагон, обращаясь к Глаэдру, спросил:

«Ты так и не ответил на мой вопрос: почему ни ты, ни Оромис ничего не помнили о Своде Душ?»

Ответил ему Умаротх: