внешне во время Агёти Блёдхрен?»
«Отчасти. Мы установили связь с тем призрачным представителем нашей расы, которого эльфы призывают во время этого праздника. Мы
Эрагон опустил глаза и стиснул кулаки; нет, гнева он не чувствовал, но был настолько полон самыми разнообразными чувствами, что не мог стоять спокойно. Сапфира, Арья, его меч, сама форма его тела — всем этим он был обязан Элдунари этих драконов из подземного хранилища. «Элрун оно, спасибо вам», — с чувством сказал он.
«Пожалуйста, Губитель Шейдов».
«Значит, вы и Рорану помогали?»
«Твоему двоюродному брату наша помощь не требовалась. — Умаротх помолчал. — А вот за вами обоими мы следили много лет, Эрагон и Сапфира, и видели, как из птенцов вы превратились в могучих воинов. Мы гордимся вашими успехами! Ты, Эрагон, оказался именно таким, каким мы и надеялись видеть нового Всадника. Аты, Сапфира, доказала, что стоишь того, чтобы считаться одной из величайших представительниц нашей расы».
Радость и гордость переполняли Эрагона и Сапфиру; он преклонил перед Элдунари колено, а она, подогнув обе передние лапы, низко склонила голову в знак глубокой благодарности. Эрагон же — хотя ему, точно мальчишке, хотелось прыгать и кричать от восторга — просто сказал:
«Мой меч всегда в вашем распоряжении».
«И мои зубы и когти!» — подхватила Сапфира.
«До конца наших дней! — закончили они хором. — Что бы вы хотели от нас, Эбритхилар?»
В голосе Умаротха явственно чувствовалось удовлетворение.
«Теперь, когда вы нас нашли, наша «игра в прятки» закончилась. Мы вместе с вами отправимся в Урубаен и приложим все силы, чтобы наконец уничтожить Гальбаторикса. Пора и нам покинуть наше логово, пора разделаться с этим предателем, губителем драконьих яиц! Мы будем вам полезны, ибо он, если нас не будет рядом, так же легко сможет проникнуть в ваши мысли, как это делали мы, ведь у него в распоряжении очень много Элдунари».
«Но я не смогу унести всех вас!» — Сапфира явно была озадачена.
«А это и не нужно, — сказал Умаротх. — Пятеро из нас останутся и будут помогать Куароку присматривать за яйцами. В том случае, если нам не удастся победить Гальбаторикса, они затаятся и ни во что не станут вмешиваться, а будут просто ждать тех времен, когда драконам вновь будет безопасно летать над просторами Алагейзии. Но вы не должны беспокоиться: для вас мы бременем не станем. Мы способны сами обеспечить себя нужной для этого перелета энергией».
«Сколько же вас здесь?» — спросил Эрагон, оглядывая стены комнаты.
«Сто тридцать шесть. Но этого слишком мало, чтобы одержать верх над теми Элдунари, которых Гальбаторикс взял в плен и превратил в своих рабов. Кроме того, те, что были избраны и заняли место под этими сводами, либо слишком стары и мудры, чтобы рисковать ими в бою, либо слишком юны и неопытны. Вот почему управлять ими выбрали меня; я обеспечиваю связь между отдельными группами различных Элдунари, между старыми и молодыми, между дикими драконами и теми, что служили Всадникам. Наиболее старые из них действительно очень мудры и могущественны, однако мысли их порой движутся по каким-то весьма странным, извилистым путям, и тогда довольно трудно убедить их сосредоточиться на чем-то ином, а не только на собственных мечтах и видениях. Тем, кто помоложе, повезло значительно меньше: они расстались со своими телами раньше срока, и разум их ограничен размерами их Элдунари, которое, как известно, не может ни расти, ни расширяться после того, как покинет бренное тело. Пусть это будет для тебя уроком, Сапфира. Ты не должна исторгать свое Элдунари, пока не достигнешь должного возраста и размеров, — это возможно лишь в самом крайнем случае, если тебе придется столкнуться с неразреши мыми обстоятельствами».
«Значит, противник по-прежнему превосходит нас силами», — мрачно подытожил Эрагон.
«Да. Но теперь Гальбаторикс уже не сможет с прежней легкостью поставить тебя на колени. Нам, возможно, и не удастся его победить, но мы сумеем противостоять порабощенным им Элдунари, а потом вы с Сапфирой все же совершите то, что должны совершить. И ни в коем случае не оставляй надежду! Мы знаем много разных вещей, много разных секретов, касающихся как войны, так и магии, а также того, как устроен мир. Мы научим тебя тому, чему сможем, и, вполне возможно, какая-то часть наших знаний позволит тебе убить этого предателя».
Через некоторое время после разговора с Умаротхом Сапфира обследовала яйца и выяснила, что спасено было всего двести сорок три. Из них двадцать шесть предназначались для того, чтобы впоследствии принадлежать Всадникам; остальные же ничем связаны не были. Затем Умаротх, Глаэдр и Сапфира принялись обсуждать полет в Урубаен; старшие драконы советовали Сапфире, как кратчайшим путем добраться до столицы. Тем временем Куарок, человек с драконьей головой, сунул в ножны меч, отложил в сторону щит и принялся осторожно, одно за другим вынимать Элдунари из ниш в стене. Он помещал каждый сверкающий, как драгоценный камень, овал в шелковый кошелек, а затем бережно клал его на пол возле того колодца, из которого исходили жар и сияние. Последнее Элдунари было столь велико, что Куарок лишь с трудом смог обхватить его руками.
Пока Куарок трудился, а драконы что-то деловито обсуждали, Эрагона не оставляло чувство какой-то головокружительной невероятности происходящего. Он ведь даже и мечтать не осмеливался о том, чтобы еще где-то в Алагейзии обнаружились драконы. И все же вот они, прямо перед ним, пережившие столько лет и трагедий! Казалось, ожили вдруг древние предания, и они с Сапфирой неведомым образом угодили прямо в сказку.
Чувства Сапфиры были сложнее. Понимая то, что ее раса больше не обречена на исчезновение, она чувствовала, что с ее разума словно спала некая пелена, и теперь мысли ее воспарили широко и свободно, и Эрагону казалось, будто даже глаза и чешуя у нее сверкают и сияют ярче обычного. И все же ее восторги умеряло некое странное желание защититься; казалось, ее смущает присутствие стольких Элдунари.
Эрагон заметил, как переменилось и настроение Глаэдра; несмотря на дымку печали, по-прежнему окутывавшую все его чувства, золотистый дракон, похоже, был счастливее, чем когда-либо, с тех пор, как погиб Оромис. И хотя Глаэдр не выказывал Умаротху никакого особого почтения, он все же обращался с ним с должным — уважительным! — вниманием; такого в нем Эрагон никогда у него не замечал; даже с королевой Имиладрис Глаэдр разговаривал достаточно равнодушно.
Когда Куарок почти завершил свою работу, Эрагон подошел к краю светящейся ямы и заглянул в нее. Перед ним была округлая шахта, высеченная в скальной породе на глубину более ста футов и ведущая в пещеру, до половины заполненную светящейся расплавленной массой. Густая желтая магма пузырилась и плевалась, точно кипящий клей в горшке, и над ее тяжко вздымавшейся поверхностью поднимались хвосты вихреобразных испарений. Эрагону показалось, что он заметил некий свет — такой свет обычно исходит от духов, — промелькнувший над этим кипящим озером, но он так быстро исчез, что Эрагон не был уверен, не показалось ли ему это.
«Идем, Эрагон, — окликнул его Умаротх, когда человек с головой дракона сообщил ему, что закончил свои приготовления. — Теперь тебе нужно произнести заклинание, с помощью которого мы, Элдунари, отправимся в путь. Слова такие…»
Слушая его, Эрагон нахмурился:
«А что это за странная…
Объяснения Умаротха смутили Эрагона еще больше. Дракон начал снова, но Эрагон по-прежнему не улавливал смысла. Другие, более старые, Элдунари присоединились к их разговору, но их объяснения имели для Эрагона еще меньше смысла; их мысли обрушивались на него в виде потока ошеломительных образов, ощущений и странных эзотерических сравнений, в итоге погружая Эрагона еще глубже в состояние беспомощной растерянности.
Отчасти его утешало то, что и Сапфира с Глаэдром, похоже, были озадачены не меньше. Хотя Глаэдр сказал:
«Я, по-моему, понимаю, в чем тут дело. Но это очень похоже на попытку удержать в пасти испуганную рыбку: как только тебе покажется, что ты ее поймал, она тут же проскользнет у тебя между
