Эрагона со всех сторон, и он стиснул зубы, чтобы ими не лязгать. В животе у него про­тивно екало, когда Сапфира то резко падала вниз, то столь же резко взмывала вверх.

«Вам еще когда-нибудь доводилось попадать в грозу кроме того раза, когда вы летели из долины Паланкар в Язуак?» — спросил Глаэдр.

«Нет», — коротко и мрачно буркнула Сапфира.

Глаэдр, казалось, ожидал подобного ответа, ибо тут же начал давать ей всякие советы насчет того, как про­биться сквозь такую густую облачность и не потерять ориентации.

«Следи за направлением и примечай каждое крупное скопление облаков поблизости, — говорил он. — С их по­мощью ты сможешь догадаться, в каком направлении дует ветер и где он сильнее всего».

Многие из этих правил были Сапфире уже известны, но, поскольку Глаэдр продолжал свой неторопливый урок, спокойствие и самообладание старого дракона передались и Сапфире с Эрагоном. Если бы они почувствовали в мыс­лях Глаэдра тревогу или страх, то и сами, несомненно, за­разились бы этими чувствами, и он, похоже, отлично это понимал.

Клок облака, оторванный ветром от основной груды, пересек путь Сапфиры, и она, вместо того чтобы его обле­теть, пронзила его, точно сверкающее синее копье. Серый туман окутал их со всех сторон, даже вой ветра вроде бы стал звучать глухо; сморщившись, Эрагон прикрыл рукой лицо, защищая от излишней слепящей влаги глаза.

Когда они стрелой вылетели из облака, оказалось, что тело Сапфиры покрыто миллионами крошечных капелек, и теперь она сверкала так, словно ее и без того ослепитель­ную чешую усыпали алмазной крошкой.

Но по-настоящему выровнять полет она так и не могла; то недолго летела по прямой, то порыв яростного ветра швырял ее резко в сторону, то неожиданный восходящий поток воздуха заставлял ее подняться вверх, а потом на од­ном крыле сворачивать вбок и вниз. Даже просто сидеть у Сапфиры на спине, когда она сражалась с бесконечной турбуленцией, было достаточно непросто, а уж для нее са­мой эти хаотические воздушные потоки и вовсе стали чи­стым мучением. Бороться с ними ей становилось все труд­ней, однако Сапфира понимала, что эта буря и не думает кончаться, так что у них нет иного выхода, кроме продол­жения полета.

Часа через два Глаэдр сказал:

«Нам придется повернуть. Ты и так уже слишком силь­но отклонилась к западу, и если мы все еще намерены пре­одолеть бешеный напор этой бури, то лучше сделать это сейчас, пока ты совсем не выбилась из сил».

Не говоря ни слова, Сапфира повернула на север, на­встречу огромным, громоздящимся друг над другом грудам облаков, верхушки которых были ярко освещены солнцем. Эта облачная гора находилась как раз над сердцем бури. Эрагон ничего подобного в жизни не видал; груда обла­ков была выше и больше даже Фартхен Дура; в ее складках мелькали голубые вспышки молний, зигзагами пронзав­ших самую верхнюю часть темной «небесной наковальни».

Следом за вспышками молний чудовищные удары гро­ма сотрясали небеса, и Эрагону приходилось затыкать уши руками. Он знал, что магические стражи защитят его от молний, но ему все-таки страшновато было находиться так близко от этих трескучих сгустков энергии.

Если Сапфира и была напугана, то он этого не чувство­вал. Он чувствовал только ее решимость. Набирая ско­рость, она быстрее замахала крыльями, и через несколь­ко минут они оказались уже перед самим этим грозовым «утесом», а потом и нырнули в него, очутившись в самом центре бури.

Их со всех сторон окутали сумерки, серые и едино­образные.

Казалось, весь остальной мир перестал существовать. Серый туман был таким плотным, что Эрагон не видел ни носа Сапфиры, ни ее хвоста, ни крыльев. Они летели абсо­лютно вслепую; и лишь сила тяжести позволяла им опреде­лять, где верх, а где низ.

Эрагон, открыв свои мысли, позволил им охватить как можно большее пространство вокруг, но не ощутил рядом ни одного живого существа. Поблизости не было даже ни одной птицы, случайно угодившей в бурю. К счастью, Сапфира пол­ностью сохраняла чувство направления, так что они вряд ли сбились бы с курса. Но Эрагон все же продолжал мысленно «ощупывать» все вокруг в поисках любой живой души, хотя бы растения или животного, опасаясь, что при такой види­мости они запросто могут врезаться в какую- нибудь гору.

Он также произнес заклинание, которому научил его Оромис; это заклинание давало ему и Сапфире возмож­ность понять, насколько близко к поверхности воды — или земли — они в данный момент находятся.

С той минуты, как они вошли в сердцевину огромной тучи, постоянно висевшая в воздухе влага насквозь пропи­тала шерстяную одежду Эрагона, сделав ее страшно тяже­лой. Это было очень неприятно, но он смог бы, наверное, не обращать на это внимания, если бы влага не начала, ска­пливаясь на коже, стекать ему за шиворот, что в сочетании с ветром давало ощущение прямо-таки смертного холода. Казалось, этот холод вот-вот высосет из него остаток жиз­ни. И Эрагон, не выдержав, произнес еще одно заклина­ние, как бы фильтровавшее воздух вокруг него, освобож­дая его от мелких, но заметных капелек влаги; а также — по просьбе Сапфиры — он оградил тем же заклятием ее глаза, потому что скапливавшаяся на веках влага заставляла ее слишком часто моргать, сбивая с толку.

А вот внутри той черной «наковальни» ветер оказался на удивление слабым. Эрагон попросил Глаэдра объяснить это явление, но старый дракон был мрачен и отделался кратким замечанием:

«Самое страшное нам еще предстоит».

Правдивость его слов вскоре стала очевидна, ибо яростный восходящий поток воздуха с такой силой ударил Сапфире в брюхо, что подбросил ее аж на тысячу футов; воздух там оказался настолько разреженным, что Эрагону стало трудно дышать. Туман тут же превратился в бес­численное множество ледяных иголок, коловших ему нос и щеки, а также мягкие перепонки на крыльях Сапфиры.

Прижав крылья к бокам, Сапфира плавно нырнула впе­ред, пытаясь уйти от этого восходящего потока, и через несколько секунд стало ясно, что ей это удалось. Однако она тут же попала в новый поток, на этот раз нисходящий, и его мощное давление стало с пугающей скоростью при­жимать ее к самой воде.

Стремительный спуск заставил ледяные кристаллы растаять, и они превратились в крупные круглые дожде­вые капли, которые, казалось, плыли в невесомости ря­дом с Сапфирой. Совсем рядом сверкнула молния — фан­тастическим голубым светом вспыхнули облака, и Эрагон вскрикнул от боли в ушах, такой оглушительный гром раздался вслед за этим. В ушах у него все еще стоял звон, когда он решительно оторвал край своего плаща, разде­лил этот кусок ткани пополам и засунул затычки как мож­но глубже в уши.

Лишь у самого нижнего края облака Сапфире удалось свернуть и вырваться из-под нисходящего потока, и ее сра­зу же подхватил следующий восходящий поток — точно чья-то гигантская рука швырнула ее ввысь, и Эрагон на­долго утратил всякое ощущение времени.

Бешеные порывы ветра были так сильны, что у Сап­фиры не хватало сил им сопротивляться; она то взлетала вверх, то резко падала вниз в сменявших друг друга воздуш­ных потоках. Ее швыряло, как кусок плавника, угодивший в водоворот. Она, правда, сумела немного продвинуться вперед — на какие-то несколько жалких миль, выигранных дорогой ценой и огромной затратой сил, — но воздушные потоки продолжали играть с ней, как с игрушкой.

На Эрагона это действовало весьма удручающе. Оказа­лось, что все они — он сам, Сапфира и Глаэдр — совершенно беспомощны перед этой бурей и при всем их общем могуще­стве даже надеяться не могут справиться с силами природы.

Дважды ветер едва не швырнул Сапфиру прямо в бушу­ющие волны. Оба раза нисходящим потоком воздуха ее вы­рывало из подбрюшья грозовой тучи и бросало под потоки чудовищного ливня, яростно молотившего по поверхности моря. Когда это случилось во второй раз, Эрагону показа­лось, что он видит среди волн длинное темное тело нидхвала. Однако когда снова блеснула молния, темный силуэт чу­довища исчез, и Эрагону осталось только размышлять, не сыграли ли с ним шутку быстро движущиеся по воде тени.

Силы Сапфиры истощались; она все слабее сопротив­лялась порывам ветра; теперь уже ветер сам тянул ее, куда ему хочется, а она пыталась ему противодействовать, лишь когда ее прибивало уж слишком