и какие деловые поездки совершают. Выясняешь, как они проводят свободное время. Поскольку все они мусульмане, тебя особенно интересуют мечети, национальные общины, специализированные продуктовые и книжные магазины. Предположим, ты так и не смогла установить наличие связи между ними или возможного заговора. Просто у всех троих возникло совершенно невинное желание научиться управлять самолетом. И вдруг ты узнаешь, что все они ходили в один и тот же спортивный клуб, по крайней мере были там однажды в прошлом году. Теперь ты начинаешь пристально наблюдать за спортивным клубом. Возможно, в его деятельности есть что-то подозрительное или кто-то из посетителей клуба может вызвать у тебя особый интерес. Наконец, находишь человека, который уже и прежде попадался тебе на глаза. К примеру, курьера. Через него устанавливаешь еще несколько связей и выходишь на банкира в Швейцарии, который переводит деньги Аль-Каиде. Это называется попадание в яблочко. Нет, ты еще не можешь доказать, что готовится преступление, но ты знаешь, что, возможно, есть связь между теми тремя студентами и человеком, который финансирует террористов. И это не случайность.

Руддик обмакнул тост в яйцо и быстро откусил его, а затем наклонился над столом.

— Мне это напоминает игру «Кто знаком с Кевином Бейконом», — сказала я, вспомнив предположение о том, что все люди на земле знакомы друг с другом через примерно шесть человек.

— Ты говоришь о шести степенях отчуждения. Это старый эксперимент Зимбардо[4], который лег в основу теории сетей. Но его интересовали только непроизвольные связи. Мы же пытаемся отследить частоту контактов, понять, куда они нас приведут, просчитать закономерности. Пример о трех студентах реален. Это история трех девятнадцатилетних террористов, устроивших взрывы 11 сентябри 2001 года.

Когда разведка попыталась восстановить все контакты, оставленные угонщиками самолетов, им удалось определить связь между тремя девятнадцатилетними террористами-смертниками. Все ожидали, что связующим звеном будет мечеть, но это оказался спортзал. — Руддик поморщился. — Спортзал был ключом ко всему, но мы этого так и не поняли. Эти свиньи любили «качаться». Им нравилось поднимать штангу перед зеркалом. Так они и познакомились. Оказывается, среди террористов немало людей, подверженных нарциссизму. Мы не обратили должного внимания на то, как идеологи экстремистских движений поощряют новобранцев в их работе над собой, чтобы они могли лучше подготовиться к ожидающей их деятельности.

Я еще раз глянула на карту. Некоторые круги были соединены линиями, которые, в свою очередь, вели к другим кругам.

— А как все это можно применить к Дитмаршу?

— Сейчас я пытаюсь разобраться в теневой иерархии тюрьмы, — сказал он.

— Теневой?

— Да, в противовес реальной или формальной иерархии, которая тебе хорошо известна. Начальник тюрьмы все равно что генеральный директор — формальный лидер организации. Заместителей начальника тюрьмы можно сравнить с топ-менеджерами: исполнительный директор, финансовый директор и так далее. Смотрители, или лейтенанты, выполняют функцию руководителей среднего звена, они осуществляют наблюдение и контроль за рядовыми офицерами охраны. А те, в свою очередь, вступают в непосредственный контакт с клиентами, или заключенными.

С клиентами? Корпоративный сленг неприятно удивил меня. Я всегда рассматривала тюрьму исключительно как военную организацию.

— Теневая же иерархия показывает, что происходит в реальности, а не то, что мы пытаемся изобразить. Почему одни смотрители имеют больше влияния, чем другие? Почему некоторым совершенно бездарным офицерам охраны всегда поручают легкие дежурства, а другие, отлично подготовленные, постоянно попадают в неприятности? Почему одними тюремными блоками легко управлять, а другими — наоборот? Почему после того, как убираешь из спокойного блока одного или двух зэков, это приводит к беспорядкам и вспышкам насилия среди заключенных? Ты же прекрасно знаешь, некоторые зэки имеют в тюрьме больше власти, чем любой из надзирателей. И если тебе что-то нужно, ты должен сотрудничать с ними, иначе вся твоя работа пойдет насмарку, а остальные надзиратели перестанут общаться с тобой в комнате отдыха, потому что твоя работа будет им только мешать.

— Не слепая, — обиженно заметила я. — Между прочим, я там работаю.

— Итак, ты пытаешься установить связи. — кивнул он — и порой у тебя складывается весьма любопытная картина. — Он положил свой толстый палец на одно из пересечений линий. — Я ищу свой «спортзал», и у меня уже есть несколько вариантов.

— К примеру? — спросила я.

— Разумеется, один из них — третий ярус в блоке «Б». Но это неудивительно, там находится камера Билли Фентона.

Я кивнула. Не было доказательств, которые подкрепили бы мои подозрения, но я чувствовала силу и уверенность, которые буквально излучал Фентон.

— За последние шесть месяцев мое внимание неоднократно привлекал лазарет, но я пока не могу сказать, ложная это тревога или там правда происходит нечто важное.

— Понятно, — протянула я.

— Еще один тугой узел — группа терапии искусством.

Это заявление стало для меня открытием.

— А почему она привлекла твое внимание?

— Возможно, все дело в Кроули. Он был в лазарете. И сидел в блоке «Б-3». Кроули посещал класс терапии искусством. Кроули погиб. Если мы выясним, что стало причиной смерти, возможно, нам удастся узнать, чем он на самом деле занимался и кто еще замешан в этом деле.

Тарелки опустели, нам принесли еще кофе.

— Мне нужна твоя помощь. — Руддик вздохнул.

— Что ты имеешь в виду? — с волнением спросила я.

— Мне кажется, ты отлично подходишь для этого дела, и я хочу, чтобы ты подключилась к нашей работе. Тебе не придется копать глубоко и подвергать себя риску. Просто поговоришь с людьми, которые вряд ли захотят общаться со мной, задашь им разные вопросы. Давай начнем с «Социального клуба Дитмарша». Ты же хочешь узнать о нем больше. И я хочу. Расспроси о нем надзирателей. Наверняка есть офицер охраны, который давно здесь работает и которому ты доверяешь. Мне хотелось бы знать, как они отреагируют, когда ты спросишь про клуб, и, возможно, тебе удастся получить действительно ценные сведения.

Сначала я ничего не ответила. Меня мучили дурные предчувствия, но я сохраняла бесстрастное выражение лица. Иногда ты бываешь вынуждена перейти на другую сторону баррикад, даже если не хочется это делать. Слушая уговоры Руддика и даже не пытаясь оборвать его или уйти, я полностью подрывала доверие моих коллег к себе. Но я уже не была уверена, что нуждаюсь в этом доверии. Меня тошнило от лжи.

Руддик продолжал обрабатывать меня:

— Сегодня утром я многое показал и рассказал тебе, Кали. И это делает меня очень уязвимым. Пойми, это не игра. Я лишь прошу тебя о небольшой помощи, поддержке. Кроме нас с тобой, об этом никто не узнает.

В мгновение ока было принято судьбоносное решение, и я дала согласие.

— Я попробую, — произнесла я твердо. — У меня есть соображения насчет того, к кому обратиться.

Руддик кивнул, вид у него был довольный.

— Я знал, что ты согласишься.