Я: Для Мераба Декарт авторитет, а для Букура — не авторитет?

— Декарт-то для меня авторитет, но его дуализм для меня не авторитет.

Б. И.: Букур, ты уходишь от объективности!

— А никогда не говори при мне этого грязного слова! Засунь свой атеизм знаешь куда!

На спасение мира я бросилась с гитарой наперевес:

— Боря, пой!

Б. И. поет стихи Мандельштама. В его мелодии было все: трогательность, щемление, в голосе — хрипотца, приглашающая к изложению своей жизни.

И поэт П. принял это приглашение — взял гитару и запел свои стихи.

— Умереть в провинции — это все равно,

что умереть в Освенциме... (Я вздрогнула, но смолчала.)

Когда Освенцим в таком же контексте появился второй раз, я записала себе на бумажку: “сказать?” Если очень мягко, то я ведь вправе это сказать?

— Знаете, — начала я, вся в колебаниях еще, — ведь шутить такими вещами, как Освенцим, не стоит!.. Гумилев написал, что пулю отлил рабочий — отлили! И убили! Ахматова писала: “Забери и ребенка, и друга” — забрали обоих! Так она хоть за Родину молилась, таким образом желая спасти Россию! А тут — за что вы пострадаете? Даже если вам скучно в провинции, это не Освенцим!

— Замолчишь, нет? — закричал муж. — Ты гостей учить будешь? Ты для этого их созвала?

— Но, Слава... я хотела как лучше... мальчик очень талантлив, поэтому можно немного скорректировать... за все ведь приходится платить страшную цену!

— Какой он мальчик! Если человеку больше двенадцати лет, он уже мужчина!

— Тем более, зачем эти юные заблуждения, что словом можно играть...

— Ты успокоишься, нет! Нина!

Уходя, холостяк Боря мне шепнул: “Как жаль, что твой муж — Букур, а не я”. Нет, не так! Он шепнул: “Нинкин, как жаль, что твой муж — Букур, а не я”. Он весь еще в лексике шестидесятых: “Нинкин!” Но в мои пятьдесят это уже не раздражает, а напоминает молодость и умиротворяет. Но мужа его слова, конечно, не умиротворили. Он устроил мне грандиозный скандал! Дошли аж до развода! Но девочки стали нас утешать:

— Это все анкетирование, энциклопедисты! Ничего! Мы в дневниках будем писать просто: “Это был энциклопедический кризис в нашей семье”. Или: “Во время энциклопедического кризиса мама написала сто восемь картин”... (Дочери все в меня — ведут дневники.)

— Ты хлеб второй день забываешь купить из-за этих энциклопедистов! — продолжал кричать муж. — Ты сто рублей положила в рваный карман и потеряла!

— Сами хлеб купите, почему я одна должна вам все подавать! И сто рублей я находила перед поездкой в Москву, так что ровно столько же потеряла, семья не пострадала...

С прозаиками было еще труднее. Их нужно приглашать по три-четыре-пять раз (то же с драматургами, киносценаристами и мемуаристами!). И все равно не идут! Особенно трудно оказалось зазвать фантастов! В одного именно в эти дни ударил ЛУЧ ИЗ КОСМОСА (так и сказал!), и он якобы бешено работает под воздействием сего луча! Другой... сделал операцию своей любимой кошке и так переживает за нее, так переживает, что никак не может выбраться ко мне... В общем, захотелось мне самой напиться, чтобы все это покрылось зыбкой пленкой “Золотого женьшеня” и принималось без тоски.

— Ладно, может, Господь меня наградит за все это? — печально вопрошаю я вслух (по нескольку раз в день, положив трубку после звонка очередному энциклопедисту).

— Мама, Господь не награждает — он отнимает от твоих долгов.

— И то хорошо...

4 октября нашли в морге Колю Бурашникова. Убит. И как страшно изуродован! Ах, зачем ты, Коленька, написал:

...неужели в холодном овраге

отпоет меня соловей!

Вот и отпел...

После похорон Коли мне позвонил Ф. В., который не хотел принимать участия в энциклопедии, потому что Сороса не любит. Он изменил свое отношение к жизни! Говорит: “Смерть Коли должна нам уроком стать — не ссориться, а дружить надо! Я получил неверные сведения об энциклопедии, подленькие, а сейчас я все понял — заполню”. И заполнил, и еще отксерокопировал для энциклопедии десять бланков (бесплатно)!

Позвонила и моя балерина — обещала принести анкету. Надумала!

Нашелся Черепанов! В общем, пермистика обогатилась (какое слово: в нем и “Пермь”, и “мистика”, которой у нас в изобилии).

Правда, появилась другая проблема: радио и телевидение просят у меня интервью об энциклопедии, я два дала, а потом уж взмолилась: “Ребята, когда ж мне свое-то писать! Ремонт закончить!” (забыла упомянуть, что все это время мы делали ремонт, и я просила: кто-нибудь, может, в своей организации достанет нам банку краски!).

ПОСТСКРИПТУМ. ОКТЯБРЬ: поэт-коммунист лично от себя дал вчера двести рублей на краску. Спасибо! И спасибо всем!