Б. живет сейчас в Германии. “Ну и как?” — “Германия — тюрьма народов”. Лишили ее на три месяца социалки за то, что часто ездит в Россию.

— Немцы лучше нас: возят детей по местам концлагерей. А что-то я не вижу, чтобы наших детей возили по местам наших лагерей.

— Этот Ющенко хочет оуновцев приравнять к советским ветеранам (И.)

— А коммунисты устроили голодомор на Украине, поэтому я не могу бросить камень в оуновцев (я).

— Нина, ты не на митинге (Слава).

— Эпиграф: “Солнце мое, а шагает по всем городам”.

— Это Маринка? (Игорь)

— Да уж, не Анютка.

— Мы приедем с инспекционной поездкой проверить, как тебя, Лина, в Израиле устроили.

— Оля и ее мать со всеми дружили на даче. А начался капитализм — все три соседа по 2 м себе отрезали. С четвертой стороны река Чусовая... Слава говорит, что это для сказки: водяной еще не знает, что капитализм, а то бы он тоже отрезал.

— Нина, Слава, мы вас привезем, увезем на машине, вы так нас отдохнете на даче, это самые красивые места в области.

(Боюсь, что не отдохнем, если такие баталии.)

— Они видят, что мы две одиноких женщины.

13 июня 2006 г.

Господи, благослови! Помолилась, закончили читать Деяния.

Вчера у нас была Лина, красивая, счастливая.

Почему-то зашел разговор о Чуковском, в том числе я сказала, что, не выгони его из гимназии, не было бы “Мухи-Цокотухи” и др. Лина со Славой ужаснулись: “Нина, ты что, счастливое детство дороже гениальных стихов!”

Лина: “В Израиле на побережье Средиземного моря видно, что земля круглая: солнце заходит мгновенно. А восход — как вспышка фотоаппарата (близость к экватору)”.

— Вы приедете в Хайфу к нам (Лина).

— Как только клад найдем, так и приедем. На эти двадцать пять процентов (Слава).

Лина говорит: “В советское время не дали защитить диссертацию: не осудила Майкла Монта из “Саги о Форсайтах” за абстрактный гуманизм. А сейчас В. не берет мою книгу, потому что не осудила Сережу Эфрона”.

Тут позвонил Равиль: хотел посоветоваться с Линой, что сказать внуку 4-х лет, который боится сдавать кровь из вены. Лина гениально сказала, что кровь берут у всех моряков (Арик мечтает стать моряком).

Славины ученики могут сказать: вы не правы, дедушка говорил, что здесь нужно читать так. Слава: “А Академия иврита предписывает иначе”.

— А мой дедушка ходил в хедер, он лучше знает.

— Вот вам сайт Академии иврита, и пишите им, что они не правы.

В ответ Лина рассказала анекдот: “В уставе Армии Израиля написано: рядовому запрещено во время боя давать советы главнокомандующему”.

Закончился мой ежедневник. В конце напечатано: приход, расход, суммарный баланс. А у меня один приход. Записей-то, записей!

26 июня 2006 г.

Вернулась из Твери—Москвы—Переделкино. Господи, благодарю Тебя!

Вчера уже написала 2 букета подсолнухов, очень диких. А ведь думала, что возненавижу живопись до конца дней своих: в Третьяковке — на выставке музея де Орсе — пошел камень из левой почки. Соня говорит:

— Бедный Эдуард Мане! Старался, писал своих “Женщин на балконе”, чтобы у мамы камень легче вышел, а она чуть его не возненавидела.

Я тогда, в Третьяковке, сказала Тане: “Умираю”, а она: “Погоди, внизу два этажа выставки музеев России. Там такой Серов, такой Серов! У тебя все пройдет”. Но Серов оказался слаб перед почечным астероидом... Там были и Репин, и Мусатов, мой любимый, но и они в беспорядке отступили.

За две недели поездки столько видела-слышала, что должно хватить худо-бедно на семь рассказов, да и Слава тут многое записал.

Видела возле дома Р.: девушка читала Веллера. А на обратном пути ехал инженер из Глазова, вез ЖЗЛ о Пастернаке. Он сказал: “К сожалению, я люблю стихи, но не отличаю хороших от плохих”.

— Любить важнее, чем понимать (я).

Когда я сказала, что идет камень, и попросила принести чаю, он принес! И я поверила, что он любит стихи. Остальные попутчики читали гламурные журналы, и в метро читают то же самое.

Картины я все раздарила. Как всегда, их не хватило. Были бы силы или деньги на носильщика, я бы возила по 100, как раньше. Светлана Алексиевич подарила мне чудесный шарфик, а у меня уже не было для нее ни натюрморта, ни Ахматовой.