Страшно подумать, сколько такой стоит. Село купить можно - и немалое!…
Мы все чего-то ждали, телятина отчаянно пахла (нынешний повар свое дело знает, хотя и гой!), как вдруг я заметил некую странность. То есть не заметил даже - почувствовал. Все на месте - и пани гостья хороша, даром, что худа, как сушеный карась, и пан Станислав орлом глядит. Но что-то… Что? Серьга? Кунтуш?
Я вновь искоса глянул на пана Станислава - и вдруг понял. Цепь! Да, такая, как на старом портрете - за исключением камня. Тот худощавый пан в испанском камзоле носил цепь с белым камнем, а на пане Станиславе…
Красный! Как хорошее вино, как запекшаяся кровь!
Как приятно вновь различать цвета!
Красный?
Оно бы и не удивительно: мало ли что художнику в голову взбредет? Да только знаю я этих панов зацных и моцных! Чтобы на портрете фамильную прикрасу перепутать? Быть того не может!
Или камень в цепи заменили?
Дверь неслышно отворилась, и в банкетную деревянным шагом вошел пан Пшеключицкий. Вошел, так же деревянно поклонился, ни на кого не глядя, и шагнул к высокому креслу, в котором восседал пан Станислав.
Я облегченно вздохнул. Ну, конечно! Его и ждали!
Пан Пшеключицкий вновь поклонился (даже не поклонился - головой дернул) и стал там, где положено - за спинкой кресла. Он так часами стоять обучен - даже не моргнет.
Все, можно и за вилку браться!
Такое я еще за Днепром видел. Настоящий пан хорошего рода и хлеба не куснет, если за креслом его не будет другой пан стоять. И не кто попало, а чтоб урожденный шляхтич, да с гербом, да при шпаге. Говорят, иные по горсти золота в день за такое платят.
Вот оттого и пана Пшеключицкого ждали!
Странный он, пан Пшеключицкий. Ни с кем слова не скажет, вина не выпьет, не поругается даже. Первые полгода я его фамилию запоминал, потом целый год присматривался - понять не мог, а когда понял…
…Когда понял - зауважал пана Станислава еще больше. Не то, чтобы было в пане Пшеключицком что-то особенное (видел я, как за креслом одного кнежа аж трое стояли), но все же неплохо! Умелец он, пан Станислав!
Слуги неслышно скользили, подавая блюда и подливая вино, пан Станислав улыбался, негромко беседуя с пани Сале, та улыбалась в ответ, пан Рио явно увлекся рыбой, пан к`Рамоль брови хмурил (с чего бы это?), а мне внезапно дико захотелось спать. Нельзя! Завтрак - только начало, потом будет главное. Раз пан Станислав меня к завтраку пригласил, значит, разговор будет.
И не простой разговор!
- Так, значит, все в порядке?
- Да, пан Станислав! Троих хлопцев потеряли, да пятеро ранены…
- Не беда. Народу много, бабы новых нарожают!
Он вновь сидел под странным портретом, только теперь в руках у пана Станислава была огромная глиняная люлька. Сизый дым неторопливо поднимался вверх, тучей собираясь под лепным потолком.
- Новые гости - в замке? Те, что из Хитцов доставлены?!
- Так…
Пан Станислав кивнул, глаза удовлетворенно сверкнули.
- Ну-ну! Вечером погляжу, кого ты мне привез. Не хочешь вечерком вместе со мной в замок прогуляться?
Я вздрогнул. В замок? Избави Святой, благословен Он!
Он понял. Засмеялся - весело, словно и в самом деле пошутил.
- А ты заметил, как пан лекарь на нас с пани смотрел?
Я вспомнил мрачного к`Рамоля и усмехнулся.
- Не по коту сметана! А знаешь, пан Юдка, в этой пани есть свой смак! Видал?
Он протянул вперед правую руку. На запястье темнел кровавый след - чьи-то ногти впились в кожу.
Ясное дело, чьи.
- Когда пан будет вновь стирать того кота, - вздохнул я, - то пусть пан его не выкручивает, а так на веревку вешает.
Он хохотал долго, хлопая себя по брюху и тряся щеками. Наконец махнул рукой:
- Ладно! Так и повешу. Да знаешь ли, пан Юдка, это не то, что ты подумал. Дело иначе было. Решил я поглядеть, из какого теста эта пани. Повел ее маеток показать - и на стайню завел. А там одну девку как раз плетью охаживали. Воровать вздумала, бесова дочь! Я велел ее на воздусях парить, под колокольчики - пока не сдохнет. И что ты думал? Эта пани Сале до самого конца простояла, глаз оторвать не могла. За руку меня взяла - и смотрела.
Он вновь покрутил исцарапанной рукой, расправил усы:
- Вот таких и люблю! Знатная пани! И чернокнижница зацная! Книгу 'Рафли' читала, и 'Задею', и 'Сирин'. Только, говорит, они у них иначе зовутся.
Вот даже как? Интересно, есть ли в том Сосуде книга 'Зогар'?
- Что меня дивит, пан Юдка… Если они в наши края за ребенком собрались, отчего про обратный путь не подумали? Я тоже кое-что прикинул, 'Рафли' полистал. Трудное дело за этот Рубеж пробраться! А они - как в омут.
Наши взгляды встретились. Трудно врать такому, как пан Мацапура!
Трудно - но можно. Этому гою незачем знать о визах, о том, что в каждом Сосуде имеются консулы. Сале молчит - и я молчать буду.
- Видать, очень им этот ребенок нужен, пан Станислав.
- Видать…
Он нахмурился, замолчал, а я вновь взглянул на портрет. Неужели этот, в испанском платье да с белым камнем в цепи - его батюшка? Вот уж поистине: не в отца, а в проезжего молодца!
- А хорошо бы, пан Юдка, самим дорогу в иной мирок сыскать! Чтоб только мы об этом пути знали, а? Вот тогда и с дитем разберемся - кому он там нужен да зачем.
Мог бы не говорить! Я сразу понял, почему пан Мацапура принялся пани Сале обхаживать. У той, понятно, свой интерес, да только нашего пана не проведешь! Аукнется ей ее белое платье! В нем и зароют, едва дорожка через Рубеж откроется!
- Есть у меня думка, как толк наладить! А ведь у них там даже рушниц нет!… Да, ты этого ребенка-то видел?
- Видел, пан Станислав, - удивился я. - Только не разглядывал. Дите себе - и дите!
Он вновь задумался. Выпустил клуб сизого дыма, качнул головой.
- Ан не совсем! То, что пальцы на руках не по счету - ладно. И не таких рожают! А вот сколько ему?
- То есть? Что пан имеет в виду? - удивился я. - Гринь Чумак говорил: дите две недели как родилось…
- Две недели! - пан Станислав даже трубку отложил. - Да ты бы поглядел сейчас на него, на байстрюка этого! Ему полгода - не меньше! Скоро зубы резаться будут!
Полгода! Я вспомнил вопящий сверток на руках у пани Сале.
Полгода?
Был бы гоем - точно перекрестился.
