- Значит, ты твердо решил, товарищ Уманский?
- Решил панове… товарищи. Решил. Остаюсь.
Переглянулись. Пан Кныш на пана Харьковского поглядел. Тот - на лохматого в шляпе.
- Ну тогда будет тебе, товарищ Уманский, другое задание…
Логин Загаржецкий, сотник валковский
Тайно ушли - пока спал. И ведь не хотел спать, горелкой той мутной глаза протирал, а все равно - сморило. А как открыл глаза…
Эх, лучше бы и не открывал!
- Так что четверо нас, пане сотнику. Вы, да я, да Гром с Забрехой.
- Вижу, Ондрий, вижу…
Ушли!
И хоть сам отпустил, сам путь указал, а все равно - тошно. Выходит, перевелись черкасы. Как ни крути, а бросили! И его, и хлопцев. И где? Посреди Бездны клятой!
- Чортопхайку нам оставили. С кулеметом. Она у них тачанкой зовется.
- То пусть зовется…
Даже на кулемет глядеть не стал. Добре, конечно, что махинию эту подарили. Самая сладость из такой Мацапуре - да промеж глаз. И тачанка добрая: ход легкий, и ехать, ежели не врут, мягко. А все одно…
- А что же вы, хлопцы? Или не захотели землю панскую делить?
Сказал - и пожалел тут же. Ведь не бросили - остались!
- Да чего уж там, пан Логин! Вместе жили, вместе и помирать будем.
Невесело, видать, пану есаулу. И Забреха хмурится. Один Гром рад. Эге, да у него никак бонбы новые! Ишь, весь кушак обвесил!
- Так что четверо нас, пане сотник, - вздохнул Шмалько-есаул. - Четверо - да вот…
Повернулся сотник - и рот раскрыл.
- Или не ожидали, пан Загаржецкий?
Юдка?
Юдка!
- Ах ты, жид проклятый!…
- Еврей.
Аж поперхнулся сотник. И не от слова - от взгляда. Плохо смотрел Иегуда бен-Иосиф.
- Еврей, пан Загаржецкий. Отныне и довеку. Хоть и недолго осталось.
Ой, плохо же смотрел еврей Юдка!
- Ну ты чего? Чего смотришь?
Даже обернулся пан Логин. Не стоят ли за спиной дружки Юдкины? Нет, пусто…
Фу, ты!
- И чего ж с этими не ушел? - хмыкнул сотник, успокаиваясь. - Или вправду одумался и Окно решил показать?
Качнул головой Юдка, ухмыльнулся в рыжую бороду.
- Ой, вэй! Куда же я от вас уйду, пан сотник? Велик мир, необозримо Древо Сфирот, а все-таки для нас двоих тесен. Или уже нет?
Зубами заскрипел пан Логин, руку к верной 'ордынке' протянул…
…Сухо щелкнула пуля о камень.
- Это, пан Загаржецкий, 'Маузер' называется, - хмыкнул Юдка, пистолю черную за кушак пряча. - Вас четверо, а пуль здесь - с две дюжины. На всех хватит! Так что мы теперь на равных. Первым не выстрелю - вас подожду.
Дернулись черкасы, кто за рушницу, кто за шаблю хватаясь. Но поднял руку сотник, горячих хлопцев останавливая. Быстрая рука у душегуба! Пока застрелят, пока шаблей дотянутся, двоих положит, а то и всех троих.
Рассмеялся Юдка, в седло вскочил.
- Мне, пан сотник, те хлопцы велели за вами присматривать. Не верят они вам. И я не верю. Хотите - тут убивайте. А нет, то поехали. Чего ждать?
- Пане сотнику, пане сотнику! Мы его ночью, как заснет…
Даже не ответил пан Логин верному Забрехе. И ночью можно, и просто в спину…
Ночью? В спину?
Четверо черкасов - и один жид! То есть не жид - еврей, да все одно! В спину? Да что они, трусы?
Хотел послать разбойника к бесовой матери. Пусть коня забирает и обратно скачет, авось, сломает шею дорогой!
Хотел - и язык прикусил. Еще хуже получается. Как ни крути - струсили!
- Тьфу, вражье семя! Делай чего хошь, тошно смотреть на тебя, мерзавца. А ну, хлопцы, по коням!
Говорил, а сам понимал, что прав Юдка - недолго осталось. Слишком тесно им двоим в этом мире. Если бы не Яринка…
Эх, Яринка, доченька!
Оглянулся сотник, словно надеясь Окно заветное увидеть. Да где там! Стоят проклятущие горы, висит над головой сизый туман…
- Вперед, хлопцы! Вперед! Все одно - не сдадимся!
Невеселую песню затянули хлопцы. Недобрую. Помнил ее пан Логин - да сам петь не любил. Про давнюю войну та песня напоминала, про берестейскую баталию. Собрались тогда под золотой булавой гетьмана Зиновия их предки. Собрались, перегородили берестейское поле…
Не вернулись.
И предок сотников, Захар Нагнибаба, тоже не вернулся. Нашел свою смерть удалой черкас у переправы через Стыр, где легли три сотни справных хлопцев полковника Бартасенко. Только шаблю-'корабелку' сыну передать успел - ту, что Яринка носить любила…