Интересная картина висит на стене комнаты. Она раскрашена в густо-синий и ярко-желтый цвета. Точнее говоря, на синем листе, во всю длину его, изображена какая-то желтая рыба. Но у этой рыбы нет ни хвоста, ни головы, ни плавников. Скорее всего не рыба, а кит!

Хосе, стараясь получше разглядеть кита, почти просунул голову в окно.

— Опять ты? — не удивляясь, спросил учитель. — Если хочешь, входи, Хосе.

Мальчик не стал раздумывать.

— Почему бодрствуешь? — Компаньеро Армандо посмотрел на него. — В твоем возрасте бессонницей не страдают.

— Хочу обратно к Фиделю, — ответил Хосе. — Невесело мне!

Учитель никогда никого не бранил; со всеми он разговаривал так, будто перед ним настоящие мужчины.

— Не всегда человеку удается быть там, где ему хочется, — заговорил компаньеро Армандо. — И не всегда удается заняться тем, к чему душа лежит. Ты, Хосе, не думай, что я очень уж стремился стать учителем. Революция заставила… Ты, как я замечаю, третью ночь дежуришь возле моего окна. А тебе ни разу не пришла в голову мысль, почему я занимаюсь по ночам? Объясню: знаний мне хватает только на один учебный день — вот как мало я знаю! Откуда взять большие знания простому гуахиро?

Мальчик не знал, поддерживать разговор или молчать. Может быть, лучше уйти и не мешать учителю заниматься?

— Если ты, Хосе, не возражаешь, то оставайся у меня. Будем заниматься вдвоем. А если захочется спать, устраивайся прямо тут же. Согласен?

— Согласен, компаньеро Армандо.

Хосе хотелось расспросить учителя про желтую рыбу на синем листе.

— Я хотел бы знать, почему тут нарисован кит?

— Неужели тебе ни разу не приходилось видеть на карте свою Кубу? — удивился учитель. — Поэты, например, сравнивают ее не с китом, а с жемчужным ожерельем на Карибском море.

Куба, конечно, не кит, что и говорить! Она жемчужное ожерелье. Хосе с этим согласен, хотя ему никогда не пришло бы в голову такое сравнение. Честно говоря, он плохо себе представляет, что такое жемчужное ожерелье, потому что не видел его ни разу.

Утром учитель занимался с мальчишками, а вечером обучал взрослых гуахиро. Хосе не отходил от него, если не был занят на кухне или в поле: ведь все ученики сами зарабатывали себе на жизнь.

Однажды пропал Минго. Естественно, всем пришлось его искать: мало ли какое несчастье могло случиться с малышом!

Искали где только можно: облазили все овраги и ущелья. Хосе с Мигелем вскарабкались даже на самую высокую вершину, обследовали каждую расщелину. Все сбились с ног, но Минго нигде не было.

Только к исходу второго дня Минго появился. Перед самым отбоем он вошел в столовую и молча уселся на свое обычное место. И всем стало ясно, что он страшно устал и здорово проголодался. Он был таким, как всегда, и чуточку уже не таким… Сейчас на его голове красовался большой старый берет. Наверно, отцовский.

— Где ты пропадал? — спросил его Мигель. Минго продолжал есть, не отвечая. Он молчал и тогда, когда его начал расспрашивать компаньеро Армандо. Минго, если не хотел говорить, мог молчать хоть целый месяц!

Дня через три или четыре после этого события Хосе пригласил своего друга на прогулку.

— Я хочу подняться на Большой камень, — сказал он. — Оттуда хорошо просматривается дорога в штаб Фиделя. По ней я пришел сюда. Хочешь пойти со мною?

Минго согласился.

Стоял прекрасный день, ясный и теплый, но не знойный. Мальчишки начали карабкаться на гору.

— Ты, Минго, деревянный! — вдруг серьезно проговорил Хосе.

— Почему я деревянный? — насторожился Минго.

— Потому что только дерево умеет молчать, как ты! Минго понравилось такое сравнение.

— Каррамба! — вскричал он. — Я деревянный. Я знаю, чуякама — самое твердое дерево в мире.

Они поднимались все выше и выше, пока не добрались до небольшой площадки, сплошь заросшей кустарниками. Хижины давным-давно скрылись из их глаз.

— Ты, Минго, каменный, — сказал Хосе, кладя руку на плечо своего спутника.

— Почему же я каменный?

— Ты когда-нибудь слышал, чтобы камни говорили?

— Нет, не слышал. Значит, я каменный! — гордо заявил он.

На вершине горы они стояли долго.

Внизу, в долине, лежал зеленый лесок, а по склону поднимались сосны; они добирались почти до самого хребта.

— Слушай, Минго, — снова заговорил Хосе. — Я так думаю: ты железный!

— Да, я знаю, что железный! — уже совсем возгордился Минго.

Но Хосе перебил его, неожиданно заявив:

— Если хочешь знать, я ведь тоже железный!

— Каррамба! — простонал Минго. — Я железный, это я понимаю, а вот почему ты железный?

— Потому, — сказал Хосе очень серьезно, — что я знаю, но молчу о том, куда ты убегал и почему вернулся.

Минго побледнел и часто-часто замигал глазами.

— А ну-ка скажи, где я был? А ну!

— Ты уходил домой, но отец вернул тебя обратно. Что, правда?

Хосе, разумеется, ничего не знал, но как только увидел на голове Минго старый отцовский берет, то сразу сообразил: друг его побывал дома.

Минго, потеряв свой боевой задор, сказал:

— Каррамба! Ты прав.

И, решившись открыться до конца, добавил:

— Отец не пустил меня на порог. Не разрешил даже переночевать, хотя было поздно. Он сказал: «Ты, Минго, предал революцию!» Вот что он сказал мне. И это из-за того, что я бросил школу. Он у меня гордый и храбрый! А я не захотел предавать революцию и вернулся.

Они стояли на самой вершине горы, там, где веют самые чистые ветры.

— Я так и думал, что ты верный человек, — проговорил Хосе. — И я сделаю тебя своим адъютантом. Ладно? Ты станешь адъютантом адъютанта!

— Каррамба! — ответил Минго. — Конечно же, я буду твоим адъютантом, потому что ты, как и я, железный. Мы оба железные…

— «Я студентка первого года обучения, — не торопясь, с расстановкой читает чье-то письмо компаньеро Армандо. — Я очень восхищаюсь Фиделем и революцией. Мне кажется, что, воспользовавшись карандашом Фиделя, я смогу заимствовать ясный ум Фиделя, и это мне поможет успешно сдать экзамены. Фидель, пришли мне, пожалуйста, свой карандаш!»

«Вон чего захотела! — усмехнулся Хосе. — Как бы не так! Почему какая-то девчонка, а не я, адъютант, выпрашиваю карандаш у Фиделя?»

Ему стало грустно. Уже более двух месяцев прошло с тех пор, как Хосе стал самым обыкновенным учеником. Но он не переставал думать о своих боевых товарищах. Перед его взором вереницей проходят люди. Вот он видит перед собою растянувшегося от стены до стены деда своего, Хосе Педро Фернандо, вспоминает его слова: «Каждый дед оставляет своему внуку наследство. Кто какое может. Я тоже оставлю тебе наследство — доброе имя гуахиро Хосе. А это — стоящее имя».