— Что-нибудь еще? — спросила она.
Я взглянула на стойку с местной печатной продукцией у нее за спиной. Там были таблицы приливов и отливов, руководства по наблюдению за птицами и природные дневники Слэптон-Лей. Еще я увидела там тоненькую книгу в мягкой обложке под названием «Секреты домоводства» автора Айрис Гласс. Это наверняка была тетя Эндрю, в доме которого я поселилась.
— Можно мне еще вон ту книжку, пожалуйста, — попросила я.
Женщина вздохнула и достала книгу.
— Отдохнуть приехали? — спросила она.
— Вроде того.
Когда я вернулась в домик, глаза Беши были полны вопросов, половина из которых тут же отпала, когда она получила свою резиновую кость. Я сложила средства для уборки в ведро и оставила их на в кухне. Потом сходила к пабу и взяла в его пристройке дров. Вернувшись, я принялась разводить огонь в камине, а тем временем разогревалась духовка и на плите закипал чайник.
Разжигать огонь я научилась в доме у Бекки и Энта в Брайтоне. Когда Дрю закончил сниматься в сериале, он уехал обратно в Лондон, но мы планировали, что в конечном итоге я перееду туда к нему или же он переселится ко мне в Брайтон. А пока мы проводили все выходные у Бекки и Энта, так как оба знали, что в моей квартирке было слишком холодно и мрачно. Как-то раз воскресным утром мы лежали вдвоем на королевской кровати в «нашей» комнате, окна которой выходили на пруд в саду за домом, и Дрю вдруг посмотрел на меня очень серьезно и сказал, что любит и хочет на мне жениться. Я помню, как тогда огляделась по сторонам и подумала, что мы находимся в идеальной спальне и вот эти обои (с изображениями современного Брайтона) — вещь настолько тонкая и необычная, что мне ничего такого для своего дома не купить никогда. Внизу была плита «Ага», и я почти не сомневалась в том, что Энт уже готовил нам на ней завтрак. А Бекка наверняка разжигала большущий камин в гостиной, как она обычно делала по утрам в холодные выходные. После завтрака мы все будем читать газеты, сидя у огня, и обсуждать вещи, о которых писали в рубриках «Обзоры» и «Стиль». Бекка в этих разговорах была заводилой, она часто ездила в Лондон по средам, когда ее магазин был закрыт, чтобы купить себе что- нибудь из увиденного на прошлой неделе в газете. Пока мы вот так сидели и общались, я поглядывала на кроссворд, но разгадывать его начинала только вечером, у себя дома. Перед обедом мы все шли поплавать в бассейне, а оттуда — в сауну, а после обеда мы с Дрю возвращались к себе в комнату и опять занимались сексом. У меня было тогда ощущение, что со стороны казалось, будто моя жизнь разрослась из чего-то такого, похожего по размеру и цвету на белый носовой платок, до нескольких ярдов прекрасной ткани, расписанной замысловатыми узорами необыкновенных цветов. Проблема заключалась лишь в том, что Дрю был на этой ткани однообразным фоном, а вовсе не узором. К тому же я понятия не имела, что мне с этой тканью делать и идет ли она мне. Но в то воскресное утро я покраснела и сказала, что тоже люблю Дрю и, хотя вообще-то не верю в брак, возможно, было бы здорово официально оформить и тем самым укрепить наши отношения.
В тот самый день я познакомилась с Кристофером. Когда мы с Дрю наконец вывалились из своей комнаты, только что обручившиеся, в спортивных штанах и старых кофтах с капюшонами и с улыбками во все лицо, никакого завтрака внизу, равно как и огня в гостиной, не было. На кухне пахло сигаретным дымом — мы подумали, что это курит Бекка, которая никак не могла бросить, потому что тяжело переживала смерть матери. Но вместо Бекки там оказался этот худой нескладный парень в оборванных джинсах и с прекрасными голубыми глазами. Он сидел за кухонным столом, и перед ним лежала двадцатифунтовая купюра. Когда мы вошли, он взял деньги, встал, засунул их в карман, хлопнул Дрю по плечу и сказал что-то вроде «Как ты, братан?». Дрю представил мне его как Кристофера, младшего брата Бекки, а потом вошел Энт и сказал, что Бекка ушла «куда-нибудь», чтобы успокоиться, и спросил, не разожжем ли мы огонь, пока он будет готовить завтрак. И вот мы втроем пошли в гостиную и объединили свои познания в сфере разведения огня, но все равно их оказалось недостаточно. Мы с Кристофером стали шутить и веселиться, а Дрю подошел к вопросу очень серьезно и построил вигвам из трех бревен, после чего начал искать топливо и спички.
— Использовать топливо — это хреново, братан, — сказал ему Кристофер. — Вредно для окружающей среды.
— Ага, — поддакнула я, хотя сама ничего в этом не понимала. — Тут, кажется, нужны щепки или что- то такое. Может, скрученные обрывки газет.
— Но со специальным топливом все гораздо проще, — возразил нам Дрю.
Кристофер вышел из комнаты и вернулся с бутылкой водки, спичечным коробком и страницами рубрики «Обзоры» из свежего выпуска «Обсервера». Дрю так и не нашел топливо, и ему оставалось только вздыхать, пока Кристофер комкал газетные листы, делая из них маленькие шарики, и бросал на поленья в камин. Потом он вылил туда полбутылки водки и поджег. Несколько секунд содержимое камина пылало, как рождественский пудинг, а потом потухло так же внезапно, как зажглось. Мы заглянули в топку и увидели кучу сгоревшей бумаги и мокрые дрова. В доме стоял запах водки. Дрю посмотрел на меня, многозначительно закатил глаза, и я пошла за ним наверх. Уходя, я оглянулась на Кристофера. Он толкал сырые бревна ногой, отчего его кроссовка была теперь тоже в водке и пепле, и бубнил что-то о том, какой все это идиотизм. Помню, я подумала тогда: как хорошо, что рядом со мной такой человек, как Дрю, который все делает внимательно и аккуратно и никогда не выходит из себя, а с кем-нибудь вроде Кристофера, каким бы сексуальным он ни был, жить наверняка невыносимо трудно, и никогда нельзя знать наверняка, что он выкинет в следующую секунду. Когда мы пришли в спальню, Дрю сел на кровать, положил руки себе на колени и спросил:
— Ты ведь не считаешь его привлекательным?
— Кого?
— Кристофера.
— Нет, конечно, с чего бы это?
— Большинство женщин так считает.
— Ну а я — нет. Может быть, объективно он и ничего. Но не в моем вкусе. В моем вкусе ты.
В Торкроссе, который я уже считала своим новым домом, я разожгла огонь с помощью топлива: положила два бруска вниз, под самые маленькие и сухие бревна. Дальше я оставила немного места для циркуляции воздуха, а сверху водрузила бревно побольше. Когда огонь разгорелся, он пах землей и зимой. Засвистел чайник, я пошла на кухню и сделала себе чай и тост с креветками, перцем и лимоном. Беша лежала у огня и сосредоточенно грызла сыромятную кость. Был всего час дня, но в небе за окном уже появилась оборка бледного света, отороченная темной лентой горизонта, который по сравнению с этой бледной полосой казался почти черным. А дальше серо-синее море немного морщинилось и выплескивалось кружевом на гальку пляжа. Я все смотрела и смотрела, как море вот так одевалось и раздевалось. А что если, — думала я в такт волнам. — Что если?
Примерно за час до того, как отправиться к Либби, я открыла ноутбук. Шум вентилятора тут же заглушил мягкий рокот волн за окном. Я зашла на страницу своего банковского счета и выбрала раздел «переводы». Имя Кристофера было в верхней строчке списка, и я перевела на его счет тысячу фунтов. Потом я некоторое время рассматривала кровати на сайте «Гринфибрс» и, решив, какую из них мне хочется купить, принялась сочинять ответ Роуэну.
— Что? — переспросила Либби.
Мы стояли на кухне, и перед нами на столе лежало девять нетронутых рыб. У них были вытаращенные глаза, и каждая выглядела так, будто собиралась сказать что-то очень важное перед тем, как ее поймали. В раскрытых ртах видны были безупречные ряды миниатюрных зубов. От их вида мне стало не по себе, и я вспомнила, почему когда-то решила стать веганом. Я отвернулась. Беше не было до рыбы ровным счетом никакого дела. Она настояла на том, чтобы взять с собой из Торкросса кость, и теперь лежала с ней на полу посреди кухни и грызла с таким сосредоточенным видом, будто решила поскорее ее прикончить. Я встала к рыбе спиной. Либби тоже стояла над рыбой с ножом в руках и не предпринимала никаких действий.
— Я сняла дом, — повторила я. — В Торкроссе. Я сегодня почти весь день просидела там у огня —