— Нет, так я опять окажусь связанной сюжетом. Пожалуй, роман будет все же не об этом. Но мысль про блокнот мне очень нравится. Что думаешь?
Либби нахмурилась.
— То есть там не будет никакой истории? Одни только записи?
— Типа того, но в итоге из этих записей и сложится история или, может, даже целых две. Не могу объяснить, но я отчетливо представляю себе, как это сделать. Мне кажется, истории там будет даже многовато. Я хочу, чтобы все описанное было неотличимо от реальной жизни, ну а если книга будет представлять собой артефакт этой самой жизни, у меня получится именно то, что я задумала!
— Но это ведь будет вымышленный артефакт?
— Ну да.
— Звучит интересно.
Звякнул колокольчик на двери, и в бар вошел человек в длинном черном плаще с большим капюшоном. Беша заворчала. Он поднял руку, приветствуя меня, и подошел к барной стойке. Когда он снял с головы капюшон, я поняла, что это Тим Смолл, сто лет его не видела. Я дождалась того момента, когда он опять посмотрел в нашу сторону, и помахала ему в ответ. Бесс снова зарычала, потом зевнула и уснула под столом, положив морду мне на ногу.
— Кто это? — спросила Либби.
— Тим Смолл. Он пишет роман Зеба Росса о Звере из Дартмура. Это единственный мой слушатель из местных, которому удалось придумать нечто стоящее. Идею еще окончательно не утвердили, и я очень за него болею. Никому не говори!
— Не буду. — Либби принялась грызть ногти. — А что, он правда существует, этот самый Зверь?
— Не думаю. Это что-то вроде аналогии с Бодминским зверем, но нам, конечно же, ни к чему, чтобы Бодминский зверь подал на нас в суд, поэтому… Нет, серьезно, Тим знает Дартмур намного лучше, чем Бодмин-Мур, так что уж лучше пусть зверь будет отсюда. Думаю, у него получится неплохо. Он ходил ко мне на семинар в прошлом году. Там было много хороших идей, кстати, не только для Зеба Росса. Ты знаешь Эндрю Гласса из «Фогхорна»? Он пишет фантастические мемуары о том, как печально закончилась в Торкроссе репетиция «Дня Д».
Люди говорили, что в Слэптоне и Торкроссе кругом водятся духи — как в море, так и на берегу: духи американских и британских военных, что репетировали там высадку войск. В шестидесятые Эндрю Гласс, будучи еще мальчишкой, начал слышать доносившиеся с моря крики людей. Он предположил, что во время войны у берегов Слэптона произошла какая-то страшная катастрофа, но ему никто не поверил. Потом он вырос и сам отправился в море в качестве военно-морского врача. Теперь все уже знали о том, что тогда, в военные годы, в Торкроссе состоялась репетиция «Дня Д» и в момент ее проведения там погибло более семисот человек: их атаковали немецкие моторные катера, с которых перехватывались все радиосигналы в радиусе этой области. В 1984 году один местный житель вытащил из моря танк, и теперь он стоял черной глыбой в углу торкросской автомобильной стоянки, что располагалась перед лагуной Слэптон-Лей.
— Но какие же это мемуары? — вдруг спросила Либби. — Ведь он же всего этого не видел?
— Нет, но всю свою жизнь он чувствовал связь с этими событиями. Он пишет расследование от первого лица: помещает себя в книгу и смотрит, что из этого выйдет. Кажется, он вставляет туда и другие истории — к примеру те, что действительно случались с ним на флоте. Однажды он служил на корабле, капитан которого рассказал ему, что как-то раз видел морское чудовище, но, конечно, никому об этом не говорил. Он пришел и заявил, что у него нервный срыв, и потребовал у Эндрю лекарство. Насколько я помню, Эндрю дал ему плацебо — сахарную таблетку, потому что в морском походе не позволялось держать в аптечке транквилизаторы, и таблетка капитану помогла. Все дело в силе воображения, убеждения и, конечно же, в море.
Я оглянулась. Джони все еще вертелся поблизости, сдирал целлофановую пленку с пачки «Мальборо». Я сделала глоток «Мэри» и продолжила:
— А одна женщина из Кингсбриджа — кажется, ее звали Клер, — писала о девушке, которая считала себя такой уродливой, что не смела выйти на улицу. Героиня решает умереть, но ей не хватает духу совершить самоубийство, и поэтому она начинает искать опасности, не выходя из дома, в надежде на несчастный случай, ведь тогда ей не придется брать на себя ответственность за собственную смерть. Она мастерит вещи своими руками, потому что хочет получить тяжелую травму, однако ей удается лишь отрубить себе большой палец. После этого она выходит из дому: отправляется в походы по джунглям и занимается экстремальными видами спорта. В процессе своих приключений она лишается нескольких частей тела, зато обретает веру в себя. Очень смешная история. Надеюсь, Клер удастся найти издателя, который за это возьмется. Могла бы выйти культовая вещь.
Либби сделала глоток из своего стакана и состроила гримасу.
— Я тут на днях собиралась броситься под поезд.
— Под какой еще поезд?
— Такой, с паровозом.
— Почему?
— Потому что это ближе всего.
— Тебе бы пришлось дождаться зимнего расписания. Все эти туристические штуки такие непредсказуемые. Я вот недавно думала уйти в морскую пучину. Море-то всегда на месте.
— Тебе незачем уходить в морскую пучину. Ты известная писательница.
— Многие писатели топятся. И к тому же я не известная.
— Ну здесь у нас — известная.
— Так это ведь маленький городок. В маленьких городках все известные.
Я посмотрела по сторонам. В одном углу Рег раскинул руки, показывая размер чего-то большого. Рег терпеть не мог чаек и работал над прибором, который помог бы от них избавляться. Сейчас он беседовал с Джони, известным своими устрицами, и Робом, известным своими регулярными победами в одном из конкурсов регаты — в том, где надо было самому построить плот и перебраться на нем через реку. Тим устроился один в другом углу с пинтой «Гиннесса» и книжкой. Он пока ничем известен не был. Либби была известна своими вязаными шалями, носками и одеялами, которыми торговала у себя в кулинарии наряду с вареньем и джемом, сваренными мною, и скульптурами из выброшенных на берег кусков древесины, сделанными матерью Боба. Одно время она думала продавать еще и свитера с шапками, которые вязал Марк, но потом решила, что это послужило бы поводом для лишних вопросов со стороны Боба. Я могла бы быть известна своими книгами, но никто здесь не стал бы притворяться, что это так. При встрече жители города всегда спрашивали меня, когда же я снова сварю варенье из ревеня.
— В море было бы мокро и холодно, — заметила Либби.
— Я знаю. Я тоже так подумала. А под поездом — шумно и грязно. С чего ты решила бросаться туда? Это не самое веселое занятие.
— Я такого натворила, — сказала она, зажмурившись. — С Марком все кончено. Во всяком случае, вчера я так решила. И что теперь? Только смерть.
— Господи, Либби. Черт. Я думала, ты шутишь…
— Но он все равно придет к нам обедать на следующей неделе. Долгая история. И с машиной я в таком дерьме.
— Почему?
— Вчера опять приходил полицейский и сказал, что женщина из отеля «Роял Касл» сообщила, будто в воскресенье вечером видела, как кто-то столкнул машину в реку. Она тогда была без очков, поэтому видела все не очень отчетливо. Потом он сказал, что большинство машин не всплывает, а те, что всплывают, обычно оказываются жертвами собственных хозяев: люди сталкивают их в воду, чтобы получить страховку. Ха-ха! Как мы все смеялись: приходит же кому-то в голову такое! Я сказала полицейскому, что моя машина была слишком хорошей, чтобы сталкивать ее в воду, да и деньги от страховой мне не нужны, а потом угостила его печеньем. Но если она все-таки всплывет, я пропала.
— Да почему? Ведь все думают, что это дело рук мальчишек!
— Ага. Но, оказывается, полиция Девона и Корнуолла как раз сейчас испытывает новый метод снятия отпечатков пальцев с предметов, побывавших в воде. Все тесты этого метода прошли на ура. Полицейский сказал, мол, это ведь так здорово: если машина всплывет, они смогут определить, сколько человек ее