роман, то и эта запись про то, что блокнот может быть романом, тоже станет частью этого романа, и тогда у меня слегка закружилась голова. Когда-то я уже пыталась написать книгу в жанре метапрозы. Но идея с блокнотом оказалась куда лучше. Одной из самых больших проблем с моим романом было то, что все, о чем мне действительно хотелось написать, выходило за рамки приличий, и в итоге мне вечно приходилось выдумывать что-нибудь неправдоподобное. Я бы очень хотела разобраться в своем разрыве с Дрю и покопаться в наших отношениях с Кристофером. Я бы с удовольствием написала о Либби и ее любовной истории. Развод моих родителей казался слегка избитой темой, но и он был интересен, по крайней мере для меня. Мне в общем-то и о Розе было интересно написать, в том числе о ее странной привязанности к своему брату Калебу.
Конечно, я уже пробовала менять всем имена и цвет волос, но не лучше ли будет, если все эти истории и персонажи — ну или кто-то, очень на них похожий, — станут проявляться едва заметными силуэтами где-то между записей на страницах блокнота подобно кораблям-призракам? Что если моя героиня — девушка, делающая эти записи, — пытается написать дерьмовый жанровый роман, однако реальная жизнь постоянно ее отвлекает? Она будет вносить в блокнот и самые разные вещи вроде списков покупок — так читатель сможет подспудно узнать о том, как она живет. Например, там найдутся записи о каких-нибудь предметах, которые, по всей видимости, она регулярно покупает для своего молодого человека, — что-нибудь дешевое и мужское вроде печеных бобов или огромных экономичных упаковок туалетной бумаги, а потом эти пункты вдруг исчезнут из списков. Они расстались, и мне не придется писать об этом прямым текстом. Она вообще может использовать этот блокнот для того, чтобы размышлять над тем, что ей никак не удается писать о том, о чем на самом деле очень хочется писать. У меня нашлось несколько неиспользованных старых сюжетов для Зеба Росса, и по ним сохранились кое-какие записи, которые можно было бы вставить в роман в качестве этакого черновика, состоящего из неудачных идей для будущей книги. Возможно, и об искусственной вселенной в конце времен моя героиня тоже попробует написать. Вот так я и вверну в свою книгу идеи Ньюмана, чтобы время, потраченное на чтение этого бреда, не пропало зря. Вообще-то можно будет пустить в дело весь неопубликованный материал, который скопился у меня за эти годы. Моя героиня может быть упрямым в своем безумии писателем-фантастом, у которого эта фантастика повсюду, куда ни плюнь. А еще можно тут и там на страницах оставлять рисунки, которые она делает, задумавшись о чем-нибудь: всякие космические корабли, уравнения… А потом записи вдруг станут совсем другими, потому что она влюбится в человека старше себя и придумает секретный код, с помощью которого будет фиксировать в блокноте свои ощущения таким образом, что никто ничего там не разберет. Читателю будут даны ключи к этому коду, но Кристоферу не удастся разгадать его и за миллион лет. Роман целиком окажется собственным отпечатком, миражом, полузабытым сном. Гениально. Правда, это означает, что придется опять все переписывать с самого начала. Я вздохнула.
Либби явилась в начале восьмого, на ней были желтая рыбацкая шляпа, синяя куртка и красные штаны из непромокаемой ткани. Я пила «Кровавую Мэри» с огромной палкой сельдерея, торчавшей из бокала, и думала о том, что теперь, пожалуй, можно обойтись и без обеда, ведь у меня в напитке сразу две порции овощей. Накануне я обналичила в «Изи Кэш» в Пейнтоне свой последний чек и получила 463 фунта. Обналичивание денег в банке, который не требовал от тебя никакой кредитной истории, казалось бы приятной возможностью, если бы я сама не была одним из его клиентов, точно таким же, как все эти люди, робкими призраками входившие в банк и не имевшие ничего общего с белозубыми членами семейств в разноцветных костюмах, чьи фотографии украшали здешние стены. Я решила, что плату за дом можно слегка задержать, если на следующей неделе Кристофер сводит Дуги выпить, но еще оставалось несколько счетов, которые давным-давно следовало оплатить, если я хотела избежать проблем. За вычетом этих счетов у меня оставалось 230 фунтов, то есть моя двадцатидневная норма на еду, бензин и паром плюс тридцать фунтов сверху. Эти тридцать фунтов были моим «бонусом»: иногда ужасно хотелось прорвать рутину существования на десять фунтов в день. Сегодня я планировала потратить не больше десятки, а завтра купить себе шампунь и новую пряжу. Я еще не знала, что буду вязать, но меня вдохновляла сама мысль о том, как я буду рассматривать в магазине всякие схемы и трогать мотки шерсти. Увидев Либби, Беша радостно взвизгнула, вылезла из укрытия, подождала, пока ее погладят по голове, огляделась по сторонам, увидела на барной стойке Джорджа и забралась обратно под стол.
— Отличная идея, — сказала мне Либби, выбравшись из своего непромокаемого костюма. — Напиток и еда в одном стакане.
Она выглядела немного бледной, и я заметила, что у нее дрожат руки, когда она провела пальцами по мокрым кончикам волос.
— Ага, я так и решила, — ответила я. — Сельдерей на обед. Наверняка у диетологов есть книга на эту тему. А если нет, мы с тобой могли бы такую написать. Правда, диеты не совсем моя тема, зато точно получился бы бестселлер. У тебя все в порядке?
— Типа того. Думаю, мне тоже не помешает съесть немного сельдерея. Тебе взять еще?
— Ага, спасибо. Только с одной порцией водки, что бы там ни говорил по этому поводу Тони.
Либби стояла у барной стойки, похожая на фрагмент картины, который был дописан в последний момент и еще до конца не высох. Я представила себе, как Либби растекается по холсту, будто капля на полотне Миро, или застывает красным тернеровским мазком, которым так восхищался Тэз.
— У тебя точно все в порядке? — снова спросила я, когда она вернулась.
— Нет.
Она нахмурилась и уставилась на свой стакан. Мы познакомились лет пять назад, когда я подписывала свои книги в местном книжном магазине. Либби прочитала обе мои «ньютопии», опубликованные к тому моменту, и это казалось мне чем-то совершенно невероятным: я была уверена, что романы эти на всем свете прочитала только я, ну и, может, еще Джош, который страдал обсессивно- компульсивным расстройством и, если уж брался за какого-нибудь автора, обязательно должен был прочитать все, что этот автор успел написать. На следующий день после раздачи автографов мы с Либби пошли выпить кофе и сразу же подружились. Конечно, я посвятила ее во все секреты Зеба Росса, а она рассказала мне о том, что уходит от своего давнего бойфренда Ричарда к Бобу, богатому парню из Кингсвера, который играл на гитаре и хотел открыть магазин комиксов. Она говорила о вязании, еде и чтении, а я — о научной фантастике, еде и писательстве. В тот год на Рождество я подарила ей домашнее варенье, а она связала мне «космическую материю» — черный кашемировый квадрат с вышитыми на нем серебряными звездами. Однажды я с его помощью попыталась продемонстрировать Кристоферу, как работает земное притяжение, но он сказал, что все это — полная ерунда. Может, он был прав. Ко всему прочему, объяснение мое усложнялось тем, что единственной планетой в моей вселенной был изрядно пожеванный резиновый мячик Беши.
— Что случилось? — спросила я у Либби.
Она огляделась по сторонам. Я специально выбрала этот красный закуток у самой двери, потому что он находился далеко от барной стойки, и здесь наш разговор никто бы не смог подслушать. Джони, продавец рыбы, стоял у противоположной стены перед автоматом с сигаретами и втолковывал машине что-то на исландском.
— Сейчас расскажу, — сказала Либби, бросив взгляд в сторону Джони. — А у тебя как дела?
— Все в порядке, — ответила я. — Кажется, у меня только что случился прорыв с романом!
— С романом, который прямо
— Ага! Ты только послушай, как круто: я возьму за основу для книги писательский блокнот — такой же, как у меня. Получится нелинейно, экспериментально, и читатель сможет сам сложить историю из фрагментов. Сначала я решила, что для этого мне придется в который раз все полностью переписать. Но тут я вдруг поняла: ведь кучу из того, что уже написано, можно использовать снова. Пускай это будет чем- то вроде набросков, раскиданных тут и там по блокноту! И вообще я тут подумала, что, может, эту мою писательницу надо убить? К примеру, ее блокнот окажется выброшенным на берег, как послание в бутылке, ну что-то типа того, и читатель вынужден будет самостоятельно разбираться, что там с моей героиней произошло, основываясь на обрывках ее записей, включая те, в которых упоминается ее настоящая жизнь, и те, что она придумывала для будущих книг.
Я продолжала говорить, а мысли мои бежали где-то впереди и, как обычно, несли меня совсем не туда, куда я планировала.
