остригли волосы на голове и бороду, одели в казенную одежду. Через год отправили в Раст–Наволок. Там по истечении трех месяцев последовало раскассирование заключенных, и я попал в село Шижню, где раскинулось отделение Беломорско–Балтийских лагерей. Из Шижни, ввиду окончания срока заключения, меня выпустили на свободу.

За все пережитое славословлю я Господа и благодарю лагерную власть. Худого от нее лично я ничего не видел. Частности же моей жизни промыслительно складывались так, что ударяли в самые уязвимые места моей души ради их уврачевания. Например, с детства ненавидел я всякую уборку, чистку в квартире. А в лагере из?за тифозной эпидемии иногда два раза в неделю по строжайшему приказанию необходимо было выбрасывать все свои вещи на улицу, тщательно выбивать одежду, все подвергать дезинфекции. Можно вообразить, сколько внутренних понуждений требовалось потерпеть при исполнении санитарных предписаний: приходилось вдыхать удушливый серный запах, оставаться иногда круглые сутки на морозном или сыром воздухе северной стороны. Жестоких людей, по милости Божией, я не встречал в лагере. И Ангела смерти Господь не послал ко мне за это время для исторжения моей души, еще не готовой к загробной жизни. Он только научил меня — сибарита и любителя спокойной жизни — претерпевать тесноту, неудобства, бессонные ночи, холод, одиночество, общество чуждых мне людей, показал степени человеческого страдания, несколько освободил меня от склонности к сентиментализму, научил ценить Свои милости, долготерпение Свое и благость. Отрешенный прежде от повседневной действительности, я увидел, чем дышат люди, чем интересуются, каков дух и искания современного общества. Страдания закладывают в душу прекрасный фундамент исправления, закаляют в добрых навыках, учат неприхотливости и простоте.

Неуместно сейчас заниматься подробным описанием моей личной лагерной жизни. Наверное, это составило бы обстоятельный труд. Но пока за лучшее считаю предаться молчанию о прошлом и исканию трех жизненных благ: мудрости, благочестия и добродетели. Только три этих спутника последуют за мной по смерти в вечность.

Благословен еси, Господи, за все благодеяния Твои и за путь, коим ведешь меня к исправлению души!

Лагерем не кончился мой крест, а начался. Петрозаводск, Калуга, Тверь, Владимир, Кимры, Москва были местами, где я пытался устроиться на службу, и как?то неожиданно для меня мои начинания ни к чему не приводили. Один раз в вагоне, другой — в трамвае вытащили из кармана все деньги, чтобы сердце ни в чем не полагало опоры, кроме Бога. Жизнь в чужих людях, среди множества неудобств, поездки по железным дорогам измучили меня. Изныла душа от слез, истомилась от ожидания, когда Господь устроит на какое?либо определенное место. Прошу всегда Владыку Господа дать извещение сердцу о предначертанном свыше для меня пути и вопию:'Не отврати лица Твоего от отрока Твоего, яко скорблю: скоро услыши мя. Вонми души моей и избави ю'(Пс. 68, 18–19).

Духовное рассуждение — дар редких людей. Только умеющие подчиняться нравственному водительству опытных награждаются от Бога даром рассуждения за смирение.

Погибла бы душа моя при отсутствии духовной опытности, неумении в добре различать правую руку от левой, если бы сильная рука Божия не поддержала моего безумия. В детстве чудом Своего промышления хранил меня Господь от гибели в страстях, юность мою спас от соблазнов сильным мановением десницы, призвав мое недостоинство к монашеству и священству. Когда ждало сердце смерти от различных опасностей, Господь выводил меня из них невредимым. Сколько болезней пришлось перенести на своем веку! Три раза на правом глазу возникало бельмо, приближаясь к зрачку, и трижды с помощью врачей Провидение избавляло меня от слепоты. Злокачественные воспаления надкостницы и десен заставляли серьезно ожидать смерти. Лишь милостью Всевышнего давалось мне продолжение жизни. Много раз я срывался с подножек трамваев, попадал под автомобиль, тонул в реке, в болоте. Но Благость Божия давала мне время на покаяние.

Поистине Божиим мановением против моей воли руль жизни повертывался в непредвиденную сторону. И доныне сердце каждый день ощущает незримый Божественный покров, отнять который бессильны человеческая мощь и злоухищрение. Исключительно к действию Божию должно отнести такие внутренние состояния, когда душа наполняется миром и благодушием при внешне безвыходно–безотрадном положении. Дело Промысла Божия — располагать сердца окружающих к тому или иному человеку, возбуждать их на оказание деятельной помощи кому?либо в нужде, подвигать на самоотверженную готовность и даже на жертвы ради пользы несчастных. Все эти знаки Промышления свыше я прочувствовал на собственном опыте и утешаюсь тем, что Бог не забыл меня, что я не чужой Богу. Вот почему и во внешних проявлениях хочется неизменно опираться не на людскую поддержку и силу, а на тайный покров Вездесущего Бога и Спасителя. Никогда от Бога я не видел и не встретил ничего плохого. Творец изливает на каждого человека только любовь. И беспросветно скорбно становится лишь тем, кои сами вырываются из одеяния Божественной любви, не хотят признавать Бога и полагаются более на свои собственные разум, опыт, дарования…

Часто я замечал, что свыше точно измеряются не только дни и часы, но и минуты моих испытаний. Иногда настроение уподоблялось адскому мучению. Вдруг свет Божий просиявал мгновенно в сердце моем, и сносной, ради помощи Божией, становилась доля, терпимыми бедствия. Приближение Бога к своему духу я замечал особенно при чтении слова Божия, принятии Таинств Церкви и в молитве.

Совершенно разбита была моя душа, например, по возвращении из ссылки. Невозможность молиться и читать в течение трех лет сделала то, что я охладел к жизни Божией. Забыл свои иноческие обеты и обязательства перед Церковью. Движимый тайным указанием сердца, прибег я тогда к врачевству Писания и отеческого учения. Этот шаг произвел чудеса в моем душевном состоянии. Сила Божественного слова разбудила спящее сердце, размягчила его, очистила совесть и обострила ее законные требования. Воскресли в душе моей добрые порывы, и от Господа, от служения Ему уже не хотелось уклоняться. Лучше с Богом умереть в скорби внешней, нежели купить временное земное благополучие ценою уступок малодушию и корысти. Нет мудрости благоуханнее, прекраснее, чище, возвышеннее, долговечнее, чем та, которую открывает Владыка Господь человеку в разожженных словесах Своего Писания. Спаситель отверз сердце мое к чувствованию силы Своего учения. Сколько раз скорби погружали меня в свою трясину! Чудный Закон Божий заставлял забывать невзгоды, уносил в область надмирную, возвышенную. Случалось, плотские чувства начинали возмущать сердце. Слово Господне целило тогда сердечные струпы и очищало их. Сладко Божие слово! Оно питательно, живоносно, исполнено необычайной теплоты.

Подобную же силу, только еще более могучую, сокрывают в себе Святые Таинства. Через них спадало с меня очарование мира, погасали во мне страсти, дорогой и неотъемлемой делалась духовная жизнь во Христе. Покаявшись, я успокаивался тысячи раз, а причащением Святых Тайн прививался ко Христу и Его Вечной Жизни.

Порой диавол в омрачение приводил мою душу. Духовник был далеко — исповедаться невозможно. В таких случаях спешил я читать канон Божией Матери, поемый во всяком скорбном обстоянии. Начинаешь, бывало, читать его с великой печалью. Сердце горит в огне скорби. Слова едва выговариваются от внутренней туги. Как только к концу приближается чтение канона, так легче становится на сердце. С плачем выливается едкость горя, и освобожденная от яда переживаний душа наконец умиротворяется вполне.

Хочу и умереть, отойти от этой жизни, пребывая в общении с Господом. О, если бы Господь спас меня от всяких жизненных изломов и покрыл Своею благодатию от крупных преткновений!