консервативным, защищая собственность. – Общественные идеалы католического Рима мало чем отличались от идеалов Рима императорского.
Французская революция XVIII века, продолжал размышлять ученый, объявило собственность священной, лишь ограбив дворян и духовенство и, таким образом, заменило одно неравенство другим. Революция 1848г. не изменила социального смысла событий. Франция скоро потонула в деспотизме и чуть не стала добычей внешнего врага. –
Сила социального мышления Густава Лебона проявилась в суровой критике буржуазии, допустившей разгул разрушительных инстинктов. «На почве самого мрачного равнодушия к общим интересам личный эгоизм превзошел всякие пределы», – писал он. «Буржуазия постарела за один век, как аристократия за тысячелетие. Буржуазия вырождается ранее, чем в третьем поколении и освежается лишь постоянным приливом элементов низшей среды… Крупные состояния сменили наследственный гений. Но эти состояния часто переходят к жалким потомкам… Наглое тщеславие богачей и манера их тратить свои средства больше всего способствовали развитию социалистических идей… Молодежь расточает блага на самые низменные наслаждения. Идея об отечестве, по ее мнению присуща только «глупым шовинистам, совершенно лишенным способности к философскому мышлению».
Лебон привел примеры колоссальных спекуляций банков и биржи, задавшись вопросом: «Не правы ли социалисты, сравнивая этих спекулянтов с простыми разбойниками, достойными виселицы?». Он писал о «власти скрытой и безымянной, против которой труднее восстать, чем против деспота». – «Избранные умы» впали в пессимизм, видя торжество богатства, бессилие науки и философских систем».
При этом доказывал ученый, все социальные несправедливости неизбежны, как следствие природы человека. Общественные явления управляются процентными соотношениями, а не частными случаями и средними выводами, утверждал Лебон, сопровождая свои выводы антропологическими данными, по которым объемы черепов на большом числе объектов различаются в огромной степени у высшей и низшей рас. – Ученому стоило до логического конца развить эту мысль, чтобы снять остроту противоречия между индивидуальным и коллективным принципами, избавившись таким образом от пессимизма.
Лебон стоял на этом пути. «Всё величие цивилизаций: науки, искусства, философские системы, религии, военное могущество и т.д. было созданием отдельных личностей, а не общественных организаций, – писал он. – Это создано отборными людьми, редкими высшими продуктами некоторых самых даровитых рас. Народы, у которых наиболее развит индивидуализм, только благодаря этому стоят во главе цивилизаций и господствуют сегодня в мире». –
Научная беспристрастность взглядов Лебона постоянно подтверждалась его отсылками к расовой проблеме, которую он, не являясь специалистом в этих вопросах, затрагивал с разных сторон, не исследуя детально. Социалистические идеи, как и разные учреждения у народов, по мнению ученого, вытекают из их расовых свойств. «Влияние расы гораздо сильнее влияния среды. Не признавать значения расы, значит лишить себя способности понимать историю». Названия режима: монархический, республиканский…имеет различный смысл у разных народов, считал Лебон. – У латинских народов роль государства будет преобладать при любой форме правления, у «англо-саксов» она всегда сведена до минимума.
«Характер, а не учреждения создает величие народов. Свойства учреждений играют ничтожную роль в их жизни, – писал он. Ошибка Брюнетьера и других в том, что они считали возможным создать величие народов законами, увеличением армии и флота или изменением избирательной системы». Это, по убеждению Лебона, и доказывает бесполезность новых конституций и революций. – Всякий народ может изменить только
Описывая национальные различия, Лебон, однажды применил выражение «душа расы», характерное для расовых идеологов /позднее его использовал в своих теоретических разработках А.Розенберг/. Однако ученый не дал физиологического определения расы, усматривая лишь социальный подтекст в этом явлении. Он относил к определенной расе все народности, укоренившиеся в государстве в составе господствующего этноса, будучи продуктом совместного длительного проживания на одной территории. Ученый словно не замечал, что в составе населения есть нации, /цыгане, евреи…/, не желающие и не способные сливаться с преобладающим этносом.
Однако, исходя из своих представлений, Лебон убедительно объяснял события в истории разных народов резкими различиями их расовых свойств. Описав французскую революцию как «венец всех доктрин писателей XVIII века», он указал, что, освободив, по крайней мере, в теории отдельную личность, она изолировала ее от касты, семьи, от социальных и религиозных групп, заменив общество разрозненными людьми, не имеющими взаимной связи.
«Такая организация
Индивидуализм в понимании Лебона также противоположен по своему действию среди разных народов. «Молодые расы» /англосаксы, германцы…/, ассоциируясь, успешно борются против господства капитала. «Но в старых расах /
Осуждение коллективизма, как общего свойства всех социалистических доктрин, ученый обосновывал действием закона природы. «Уничтожить последствия естественного неравенства в теории очень легко, но никогда не удается уничтожить сами эти неравенства. Они, как старость и смерть – роковая участь человека». – «Если не истреблять систематически в каждом поколении всех сколько- нибудь возвышающихся над уровнем самой скромной посредственности, то социальные неравенства, порождаемые неравенством умственным, скоро бы восстановились». Нужно помнить, что Лебон подвергал суровой критике
Лебона отличало неприятие социализма в любой форме. Анархию же он считал бессмысленным проявлением антигосударственного инстинкта, настаивая в то же время на необходимости ограничить роль государства самыми необходимыми функциями /