– О той старухе, которая постоянно тут пасется, с кольцом в носу и странной прической. – Жюли заправила за ухо прядь жидких волос. – Вообще-то она хорошая. Пару раз покупала мне пончики. Вы ведь ее подруга?

Я не обратила внимания на жест Джуэл, означающий, что мне следует помолчать.

– Что он говорил о ней?

– По-моему, что она его раздражает или что-то в этом духе. Точно не помню. Я никогда не слушаю, что все они болтают. Трахаю их как будто с завязанными глазами и заткнутыми ушами. Так для здоровья полезнее.

– Но ведь этот парень – твой постоянный клиент?

– Вроде того.

– Его ты, наверное, иногда слушаешь?

Джуэл махнула рукой, будто говоря: 'Ладно, толкуй с ней сама'.

– Почему она задает мне все эти вопросы, Джуэл? – Голос Жюли опять прозвучал по-детски. – Что ей нужно?

– Темпе просто хочет встретиться с этим парнем, вот и все.

– Не знаю, что я буду делать, если его не станет! У него, конечно, не все дома, но он регулярно мне платит, а это главное.

– Понимаю, дорогая.

Жюли поболтала жидкость в стакане и с шумом поставила его на стол. На меня она не смотрела.

– И я буду продолжать его обслуживать, кто бы что ни говорил! Да, он долбанутый, ну и что с того? Мне даже трахать его не приходится. И потом, что я стану делать по четвергам? Запишусь на какие-нибудь курсы? Начну ходить в оперу? Если я перестану с ним работать, кто-нибудь из девочек тут же займет мое место!

Впервые с момента, как мы пришли сюда, она проявила эмоции – по-юношески напускную храбрость, упрямство. Мое сердце замерло от жалости к этой девочке. Но страх за Гэбби взял верх.

– В последние дни ты видела Гэбби? – спросила я как можно более спокойно.

– Что?

– Доктора Макаулей?

Между ее бровей образовались складки, и я вспомнила об овчарке Марго, краткосрочная память которой, кстати говоря, гораздо более развита, чем память этой молоденькой проститутки.

– Старуху с кольцом в носу, – пояснила Джуэл, делая акцент на указателе возраста.

– О! – Жюли на мгновение закрыла рот, но тут же вновь его приоткрыла. – Нет, не видела. Я болела.

'Только не поддавайся панике, Бреннан', – строго сказала я себе.

– Теперь тебе лучше? – спросила я.

Жюли повела плечом.

– Идешь на поправку?

Она кивнула.

– Есть еще хочешь?

– Нет.

– Ты живешь где-то поблизости?

Мне до безумия не хотелось ее использовать, но я была вынуждена.

– Ты ведь знаешь где, Джуэл. За Сен-Доминик.

На меня Жюли не смотрела.

Я получила, что хотела. Вернее, очень скоро могла получить.

Из-за съеденного гамбургера или из-за смрада некоторое время спустя Жюли опять погрузилась в состояние полного безразличия ко всему окружающему: прижалась к стене, уставившись в пространство перед собой. Просидев в неподвижности несколько минут, она закрыла глаза и тяжело вздохнула. Костлявая грудь под блузкой из хлопчатобумажной ткани поднялась и опустилась. Было видно, что она измождена.

Внезапно рождественские огни погасли. Бар озарило ярко-белое сияние ламп дневного света, и Банко объявил, что бар закрывается. Несколько засидевшихся посетителей повставали с мест и, недовольно ворча, двинулись к выходу. Джуэл тоже поднялась, засунула пачку 'Плеерз' в бюстье и жестом велела вставать и нам. Я посмотрела на часы – четыре утра. Мой взгляд упал на Жюли, и я почувствовала приступ вины.

Озаренная ярким светом, она походила на мертвеца, на человека, которому смерть уже дышит в затылок. Мне захотелось крепко обнять ее, отвести к себе домой, хорошенько накормить, заказать для нее одежду из каталога 'Лендз Энд'. Но я знала, что этого никогда не случится, что для Жюли не существует дороги в нормальную жизнь, что рано или поздно она окажется в самом низу.

Я оплатила счет, и мы вышли из бара. Утренний воздух встретил нас влагой, прохладой, запахом реки и пивных дрожжей.