Несмотря на позднюю пору, в которую Виолетта вышла из дома мистрисс Тревор, она на следующее утро должна была явиться в обычное время для занятий. Ровно в девять часов она была уже в доме мистрисс Тревор и хотела отправиться прямо в учебную комнату, как была остановлена лакеем.

— Мистрисс Тревор желает поговорить с вами в своем будуаре, — сказал он ей с той наглостью, с которой вообще встречает получающий хорошую плату лакей дешево доставшуюся учительницу. — Дело важное, и потому поспешите к ней.

Виолетта удивилась. Мистрисс Тревор имела обыкновение вставать очень поздно. Что побудило ее встать так рано, и какое могло быть между ними важное дело? Виолетта поспешила в будуар знатной дамы, которая никогда не была так свежа и так хороша, как в эту минуту. При первом взгляде на мистрисс Тревор, сидевшую за роскошным завтраком, и на старшую ее дочь Анастасию Виолетта почувствовала, что случилось что-то недоброе, но, не сознавая за собой никакой вины, она спокойно перенесла презрительные взгляды обеих дам.

— Мисс Вестфорд, — сказала мистрисс Тревор со свойственной ей важностью, — когда вы в первый раз посетили мой дом, я приняла вас почти с детским доверием. Вы мне понравились. Вы хороши собой, и так как я такое существо, на которое все прекрасное имеет большое влияние, то мне необходимо, чтобы все окружающее меня было прекрасно. Вы у меня искали занятий, и я с доверчивостью приняла вас в свое семейство и поручила вам воспитание моих детей. Теперь же, когда я воображала, что могу быть спокойной, доверяясь вашей честности, должна сознаться в том, что жестоко ошиблась.

Мертвая бледность покрыла лицо Виолетты; она в первый раз в жизни испытывала всю горечь оскорбления.

— Чем же я обманула ваше доверие ко мне? — спросила она гордо и спокойно.

— Ах, мисс Вестфорд, — возразила вдова, поднеся платок к своим глазам, — это чрезвычайно печальная история. Против вас самой я по-настоящему ничего не имею, кроме только того, что вы скрыли от меня всю правду.

— Я скрыла от вас правду, мистрисс? — воскликнула Виолетта. — Какую правду?

— Вы обманным путем вступили в мой дом. Вы скрыли от меня все прошлое вашей несчастной матери.

— Прошлое моей матери? Что же могла сказать про нее иное, как то, что она лучшая и нежнейшая мать, которую я люблю больше жизни?

— Несчастная дочь, разве вы не знаете поведения вашей матери до ее вступления в брак с вашим отцом?

— Мистрисс, что могу я знать о матери своей? И кто осмелился бросить хотя бы тень подозрения на нее?

— Человек, который, к несчастью, слишком хорошо ее знает, — ответила мистрисс Тревор. — Бедное дитя, я почти начинаю верить вам, что вы не знаете истины; но имя вашей матери должно бы быть вам известно?

Яркий румянец покрыл лицо Виолетты, и какое-то чувство испуга овладело ею. Она не знала прежнего имени матери, никогда не говорившей о своем прошлом. Таинственная завеса лежала, казалось, на этом периоде ее жизни; но детская привязанность рассеивала всякие подозрения.

— С этой минуты я отказываюсь от всех занятий в вашем доме, мистрисс Тревор, — сказала молодая девушка с негодованием. — Кто бы ни был тот человек, который осмелился оклеветать мою мать, я объявляю его самым фальшивым и низким существом.

— Особа, которая рассказала мне печальную историю вашей матери, занимает слишком высокое положение в обществе, чтобы снизойти до клеветы. Она рассказала мне факты, которые, я надеялась, вы будете в состоянии оправдать — но вы этого не можете. Вы даже не можете назвать имени вашей матери. Но я его знаю, мисс Вестфорд! Ваша мать — урожденная Понсонби, и отец ее, сэр Джон Понсонби, сердце которого не перенесло позора дочери, выгнал ее из дому.

— В чем же состоял этот позор, мистрисс Тревор? — спросила Виолетта. — Я имею право узнать всю историю вымышленных низостей, которую мог рассказать вам какой-то жалкий клеветник про чистейшую из всех женщин.

— Нет, дитя мое! — возразила мистрисс Тревор с мнимым участием. — Я и так уже сказала более чем достаточно. Я жалею о вашем несчастье, ибо нет больше несчастия, чем быть дочерью падшей женщины. Но я сама мать и должна заботиться о своих дочерях и потому не могу допустить, чтобы вы продолжали посещать мой дом.

— Вы не можете допустить этого! — воскликнула Виолетта, в высшей степени оскорбленная. — Неужели вы думаете я переступлю порог дома, где так гнусно оклеветали мою мать? Нет, мистрисс. Я прощаюсь с вами и никогда не желаю встретиться с особой, которая могла причинить мне такую страшную боль.

С этими словами Виолетта вышла, как казалось, спокойная, но природа взяла свое, и горькие слезы потекли по щекам несчастной девушки: то были слезы стыда. Накрыв лицо вуалью, она медленно шла, чтобы отдалить тяжелую минуту ответа на вопросы брата и матери. Но избегнуть этой минуты не было возможности — она дошла до дома. Мистрисс Вестфорд сидела у окна, занятая рукоделием, а Лионель писал. При появлении Виолетты оба посмотрели на нее с радостным удивлением.

— Как это случилось, дитя мое, — воскликнула мистрисс Вестфорд, — что мистрисс Тревор так рано отпустила тебя сегодня?

Едва произнесла она эти слова, как уже заметила, что с дочерью случилась какая-то неприятность. Глаза, наполненные слезами, и страшная бледность лица Виолетты все ей сказали.

— Что случилось? — тревожно спросила она.

При этих словах Виолетта не могла более удержаться и разрыдалась.

— Милая маменька, — произнесла она, — особенного ничего не случилось. Мы только к несчастью так бедны, а найти себе место в Лондоне так трудно. Мне отказали — вот и все.

— Все! — Клара Вестфорд хорошо знала, что для бедности страшна потеря даже самого незначительного заработка, но она скрыла горечь новой неудачи и, прижав к груди свою дочь, улыбаясь, сказала ей: — Хорошо, дитя мое, мы будем подыскивать тебе другое место, ведь это — не единственное в Лондоне. Но скажи, Виолетта, отчего ты оставила занятия у мистрисс Тревор?

— Она отказала мне, мама, — рыдала Виолетта.

— По какой причине?