интенсивного транспортного потока центра Парижа на более свободные проспекты окраины. Скорость машин достигла шестидесяти миль в час.

Увидев, что дорога впереди пуста, Франсуа Марру взглянул на часы и, спиной чувствуя нетерпение генерала, еще сильнее надавил на педаль газа. Оба мотоциклиста переместились в хвост кортежа. Де Голль не любил мерцания маячков. В таком порядке в восемь часов семнадцать минут кортеж въехал на проспект Дивизии Леклерка.

А в миле от них Бастьен-Тири пожинал плоды допущенного им серьезного просчета, о сути которого он узнал от полиции лишь шесть месяцев спустя. Готовя покушение, он воспользовался календарем, в котором указывалось, что 22 августа сумерки падали в 8.35, то есть кортеж де Голля появился бы в Пети- Кламар значительно раньше этого времени, даже с учетом задержки, как и произошло на самом деле. Но подполковник ВВС взял календарь 1961 года. 22 августа 1962 года сумерки упали в 8.10. Эти двадцать пять минут оказались решающими в истории Франции. В 8.18 Бастьен-Тири заметил кортеж, мчащийся по проспекту де-ла-Либерасьон со скоростью семьдесят миль в час, и отчаянно замахал газетой.

На другой стороне дороги, на сотню ярдов ближе к перекрестку, сквозь сгущающиеся сумерки Бернье вглядывался в едва различимую фигуру на автобусной остановке.

— Подполковник уже махнул газетой? — задал он риторический вопрос.

Слова едва успели слететь с его губ, как президентский кортеж поравнялся с автобусной остановкой.

— Огонь! — заорал Бернье.

Они начали стрелять, когда первый лимузин поравнялся с трейлером и помчался дальше. Двенадцать пуль попали в машину лишь благодаря меткости стрелков. Две из них угодили в колеса, и, хотя шины были самозаклеивающимися, внезапное падение давления привело к тому, что машина пошла юзом. Вот тут Франсуа Марру спас жизнь де Голлю.

Если признанный снайпер экс-легионер Варга стрелял по колесам, то остальные — по удаляющемуся заднему стеклу. Несколько пуль засело в багажнике, одна разбила заднее стекло, пролетев в двух-трех дюймах от головы президента. Сидевший впереди полковник де Буасье обернулся и крикнул тестю и теще: «Головы вниз!» Мадам де Голль легла головой на колени мужа. Генерал холодно бросил «Что, опять?» — и повернулся, чтобы посмотреть, что делается позади.

Марру, плавно сбрасывая скорость, выровнял машину, затем вновь вдавил в пол педаль газа. «Ситроен» рванулся к пересечению с проспектом дю Буа, на котором притаилась вторая группа боевиков ОАС. Лимузин с охранниками, целый и невредимый, не отставал от машины президента.

Учитывая скорость приближающихся автомобилей, Бургене де ла Токне, ждущий на проспекте дю Буа в машине с работающим двигателем, мог выбрать один из двух вариантов: выехать перед ними и погибнуть в неизбежном столкновении или появиться на дороге на полсекунды позже. Де ла Токне предпочел остаться в живых. «Ситроен» президента успел проскочить вперед, и машина оасовцев оказалась рядом с автомобилем охраны. Высунувшись по пояс из окна, Ватин опорожнил магазин ручного пулемета в заднее окно удаляющегося «ситроена», сквозь разбитое стекло которого виднелся характерный профиль генерала де Голля.

— Почему эти идиоты не отстреливаются? — проворчал генерал.

Джудер пытался выстрелить в Ватина, их разделяло не более десяти футов, но ему мешал водитель. Дюкре крикнул, чтобы тот не отставал от президентского лимузина, и через минуту машина оасовцев осталась позади. Оба мотоциклиста, вылетевшие на обочину после внезапного появления де ла Токне, также догнали лимузины. И кортеж в полном составе продолжил путь к базе французских ВВС Виллакоблу.

У оасовцев не было времени выяснять отношения. Бросив машины, использованные в операции, они расселись по трем автомобилям, предназначенным для отхода, и растворились во все более сгущающихся сумерках».

Один из создателей коммунистической партии Китая в 1921 году. Долгие годы возглавлял борьбу против законного гоминьдановского правительства, воевал с японскими оккупантами, боролся с собственными противниками внутри партии. Со многими боевыми соратниками жестоко расправился — одни оказались в лагерях, другие были казнены. Благодаря хитрости, жестокости и упорству, Мао удалось одолеть своих противников и стать в конце концов единовластным партийным лидером, а с 1949 года главой провозглашенного тогда огромного государства — Председателем Китайской Народной Республики. Своей целью он поставил построение социализма с китайской спецификой. К известному ряду портретов — Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина — он добавил свой собственный, и все стали изучать идеи Мао Цзэдуна. По всему Китаю вождю, или, как его здесь называли, «великому кормчему», еще при жизни были воздвигнуты памятники и монументы, а в Пекине после его смерти возвели грандиозный мавзолей, где Мао Цзэдун и покоится ныне. Его труды изучали и изучают и стар и млад, а изречения повторяли как заклинания.

Словом, это был культ наделенного абсолютной властью правителя, а точнее сказать, диктатора, под стать древнекитайским деспотам.

Родился Мао Цзэдун в семье зажиточного крестьянина в деревне Шаошань провинции Хэнань. У отца был глинобитный дом с соломенной крышей, в окнах вместо стекол бумага, которую при сильном ветре разрывало в клочки. Тем не менее отец мог нанять батраков для обработки земли и уборки урожая.

С 1920 года Мао Цзэдун стал марксистом, а через год — одним из основателей компартии. У него было два сына — Мао Аньцин и Мао Аньин, оба от его жены Ян Кайхой, казненной гоминьдановцами в 1930 году за отказ выдать своего мужа, хотя он в то время был уже женат на Хэ Цзичжэнь. После гибели матери мальчики добрались до Шанхая, бродяжничали и чудом выжили. У Мао Аньцина от побоев в полиции повредилась психика. Лишь через несколько лет отец нашел обоих своих сыновей и послал их учиться в Советский Союз.

Когда началась война в Корее, в 1951 году, старший из сыновей, Аньин, отправился на фронт, погиб во время бомбежки. Младший же стал переводчиком и работал в отделе пропаганды ЦК КПК. Он страдал