Самолет из Львова прилетел в полдень. Но Ляля появилась в Эосе только под вечер, после прибытия теплохода из Ялты.

До поздней ночи в комнате Тургиных не гас свет...

А на следующее утро майор Анохин вызвал к себе хранителя эосского заповедника.

Спокойный, исполненный достоинства, опираясь руками на край маленького стола, сидит Остап Шелех перед майором. В кабинете их двое.

— Товарищ Шелех, я пригласил вас, чтобы выяснить некоторые обстоятельства... Вы учились во Львовском университете?

— Да.

— В какие годы?

— С 1908 по 1913 год.

— Вы его закончили?

— Да... историко-филологический факультет.

— Конечно, прошло уже много лет, но кое-кого из своих однокурсников вы еще помните?

— Разумеется.

— Кого?

— Юлиана Радзиковского, Андрея Стафийчука, Менделя Хусида, Вацлава Бжеского, Казика, то есть Казимижа... ну, как его фамилия... вылетит же из головы... Ну да, Гжибовского.

— Это все ваш курс?

Шелех кивает головой.

— Скажите, а фамилия Дупей вам не помнится?

— Дупей... Дупей, — вспоминает Шелех. — кажется, был у нас такой студент.

— Кстати, Остап Петрович, почему вас нет в списке выпускников 1913 года?

Шелех пожимает плечами:

— Какая-нибудь ошибка писарей канцелярии.

Анохин берет из папки на столе несколько листов.

— Студент Остап Шелех значится в списках третьего, четвертого и пятого курса...

— Значит, явное недоразумение. Lapsus calami, как говорят юристы, — ошибка пера.

— А может быть, это ошибка памяти? — Анохин неожиданно поворачивает разговор. — Не потому ли студента Остапа Шелеха нет среди выпускников, что он трагически погиб за два месяца до выпускных экзаменов?

Шелех молчит.

Майор достает из среднего ящика стола большую групповую фотографию.

— А вот студент Юрий Дупей числится во всех списках, есть на фотографии выпускников и почему-то поразительно похож на вас.

Шелех будто потерял дар речи.

— Так кто же вы такой? Шелех или Дупей?

В это время открылась дверь, и вошел Троян. Майор встал. Шелех удивленно посмотрел на Трояна и, начиная понимать все происходящее, тоже привстал.

Троян садится в кресло, поворачивается так, чтобы хорошо видеть лицо Шелеха, и повторяет вопрос:

— Ну, так кто же вы: Остап Петрович, — Шелех или Дупей?

Шелех продолжает молчать.

— Номер двадцать три, полицейский комиссариат города Львова ничего не говорит бывшему студенту Дупею?

Шелех молчит.

— А фамилия господина Штрассера из департамента полиции в Вене?

— Это все прошлое... — медленно, растягивая слова, заговорил наконец Шелех. — Студент Дупей виноват перед совестью и законом. Но имени Шелеха я не запятнал. Стыдно было... От старого не хотел оставить даже фамилию... Бежал сюда, чтобы начать новую жизнь.

— Бежали, но по дороге завернула к галицийским националистам в их республику ЗУНР, а потом к господину Коновальцу в ОУН?

— Я же от всего этого уходил. Уходил, в кровь разбив ноги. И тем, что было потом, я разве не искупил грех молодости?

— Это вы о чем? Тридцать лет хранителем? Спасение заповедника? Бегство к партизанам?.. Между прочим, расскажите нам о своем побеге из-под ареста. Это когда было?

— Осенью 1943 года.

— Точнее, — вступает в разговор Анохин.

— Двенадцатого ноября.

— При каких обстоятельствах? — снова спрашивает Анохин.

— Вечером повезли за город на расстрел...

— Одного?

— Да.

— Дальше, — говорит Троян.

— Дорога возле леса была плохая, машина пошла совсем медленно. Я выпрыгнул, автоматчики погнались, открыли стрельбу. В том лесу я и спасся.

— Сколько было автоматчиков?

— Трое.

— Это с шофером? — спрашивает Анохин.

— Нет.

— Долго гнались?

— Долго. Но далеко в лес побоялись идти

— Все у вас сходится... Только вот что странно, — говорит Троян: — почему это автоматчики — между прочим, их было двое — не поймали бежавшего, когда он упал, зацепившись, вероятно, за корни старого дуба?

— Счастливая случайность. — Шелех еще владеет собой.

— А то, что машина, с которой вы спрыгнули, даже не остановилась, — тоже счастливая случайность? Не слишком ли много случайностей, гражданин Шелех? Вы ведь летом 1941 года остались здесь тоже благодаря случайности?

— Со сломанной ногой далеко не уйдешь.

— А когда у вас, Шелех, случился перелом ноги?

— Дней за десять до эвакуации заповедника. Ящик на ногу упал.

— Кто-нибудь был при этом? — интересуется Анохин.

— А как же, моя помощница, Мария Петровна.

— Она теперь в заповеднике не работает? — продолжает Анохин.

— Еще в войну погибла от бомбежки.

— Впрочем, есть самый верный свидетель, — говорит Троян, поднимаясь с кресла. — Товарищ майор, надо пригласить из госпиталя рентгенолога с передвижным аппаратом. Если нога была сломана — на кости остался рубец.

Анохин протягивает руку, чтобы снять трубку. Шелех порывисто останавливает его.

— Не утруждайте себя, гражданин следователь. Дайте мне, пожалуйста, бумагу, я все напишу.

Анохин передает ему стопку бумаги.

— Вы только не забудьте о событиях нынешнего лета. Склеп. Палка. Чертеж... Словом, «белая бабочка», — говорит полковник Троян.

В ночь на 15 марта 1910 года студент второго курса университета Остап Шелех был доставлен в