Тереска. — Тоже на «А». А потом была еще пара Альбрехтов, в том числе один из них — прусский. Позже он сошел с ума, предположительно, от огорчения, что ему отказала в руке и сердце королева Бона. Не выдержал такого позора.

— Скажи на милость, каким чудом ты все эти страшные вещи помнишь? Да еще туда-сюда по всем эпохам?! Где Галлия, а где прусские конунги?!

— Я обязана помнить. Она скачет по всем эпохам. У меня должны быть в запасе различные подробности на тот случай, если я забуду что-то другое. Иначе мне не выпутаться. Как ты себе это представляешь? Неужели ты думаешь, что я могу выучить историю, словно таблицу умножения? Я что, энциклопедия? Я должна где-то схитрить, увильнуть: она свое, а я — свое…

— На будущий год выбей из головы всякие криминальные развлечения, во всяком случае, прими к сведению, что я категорически отказываюсь в них участвовать. Следующий год — это выпускные экзамены. Я уже сейчас их боюсь.

— Вот именно, — вдруг без всякой связи с предыдущим сказала Тереска. — Байдарку надо купить в этом году, потому что в будущем мне не справиться. И в этом году надо сдать нормы по плаванию. Для этого тебе придется в последний раз прыгнуть вниз головой, потом уже можешь прыгать ногами. Пусть тебя это утешит, а теперь принимайся за работу!

Шпулька подумала, что после всего того, что ей пришлось пережить благодаря Тереске, ее ничто не испугает, а по окончании столь крупной преступной аферы другой такой, наверное, долго не будет. Кроме того, карьеру Кшиштофа Цегны они устроили и никому другому пока вроде не должны помогать. При воспоминании о Кшиштофе Цегне ей стало даже приятно.

— А все-таки хорошо, что наши усилия хоть на что-то пригодились, — удовлетворенно сказала она. — Мне даже нравится, что Скшетуский так хорошо устроился. Вот и пожалуйста! Все благодаря нам!

— И мне это нравится. Ой, я же забыла тебе сказать, что майор устроил нам абонемент в бассейн…

Шпулька слегка вздрогнула.

— Что?

— Бассейн. Мы можем ходить во Дворец культуры два раза в неделю в шесть вечера на те полчаса, которые отводятся работникам милиции. Да не пугайся ты так, там ничего не надо делать, просто плавать, а через два месяца можем сдавать нормы. Кристина тоже будет ходить, я и ей устроила.

— Зачем?

— Как это зачем? Чтобы она тоже могла туда ходить!

— Да нет же! Зачем она хочет туда ходить? Она же спорт не любит!

— Она говорит, что страшно растолстела и теперь должна похудеть. Она и впрямь растолстела, так что пусть худеет. Кроме того, этот ее парень занимается плаванием, так что она тоже хочет. Кажется, они снова ссорятся.

Шпулька согласно кивнула и подумала, что жизнь — страшно сложная штука. Она тоже когда-нибудь наверняка решит завести себе парня, и одному Богу ведомо, чем он будет увлекаться и к чему ей придется приспосабливаться. Вечно какие-нибудь трудности, проблемы и усилия, а чем дальше смотришь в будущее — тем хуже. Ей вдруг стало страшно тяжело на сердце.

— Неужели нельзя немножко пожить спокойно? — спросила она с досадой. — Неужели этот кто-то не мог бы увлекаться тем же, чем я, а не я — тем же, чем он?

Тереска посмотрела на нее, посмотрела на розы, потом перевела взгляд на ветки за окном.

— Все зависит от того, кто будет больше заинтересован, ты или он, — ответила она необыкновенно рассудительно. — Если он будет обожать тебя больше жизни, научится даже мазурку танцевать и в пинг- понг играть.

Шпулька пожала плечами, потому что у нее перед глазами встала вся знакомая с детства проза жизни.

— Да, как же, так и вижу это обожание, — буркнула она горько.

Тереска по-прежнему в глубокой задумчивости смотрела в окно.

— А скоро весна придет… — с тяжелым вздохом сказала она невпопад.

Весна ее слегка пугала. Пока, правда, еще живы были остатки зимы, но известно было, что весна обязательно придет, причем скоро. А с весной, как обычно, придут душистые вечера, сирень, эти чертовы соловьи, которых положено слушать в нежных объятиях любимого… Полгода тому назад она еще могла надеяться на нежные объятия Богуся, а теперь что? Полный ноль!

Интересная, замечательная, занимающая мысли и время преступная афера закончилась, и заноза в сердце снова заколола. До сих пор ни одна весна не будила в ней такого беспокойства и сожаления. Ни в одну весну она не чувствовала себя такой одинокой и несчастной, как сейчас…

Одиночество и несчастье Тереска держала как бы про запас, потому что весна еще не пришла. Она предвидела, что с ее приходом почувствует себя и одинокой, и несчастной, это было неизбежно как нормальное следствие трагедии с Богусем. Сенсационные переживания приглушили трагедию, а теперь сенсации кончились, и что ей остается? История и уроки, жизнь как жизнь, серая, будничная…

Ну уж нет! Серым будням Тереска так просто не поддастся! Плевала она на соловьев, на весну, на упоительные вечера и сирень! Она скинет с плеч эту треклятую историю, которая терзает ее до бешенства три раза в неделю, и тогда освободит голову, чтобы выдумать что-нибудь необыкновенное и не будничное. Пока надо только подождать и позволить Шпульке немного прийти в себя, пока еще зима, и этот бассейн, и нормы по плаванию, и деньги, которые надо заработать…

— Собственно говоря, я тебе удивляюсь, — сказала Шпулька, тоже глубоко над чем-то задумавшаяся. — Ты пользуешься бешеным успехом, за тобой бегают всякие разные, все девчонки с кем-то ходят, ты бы тоже могла, так почему нет? Почему ты не хочешь кого-нибудь из них выбрать?

В ее голосе ясно слышалась глубокая обида. Она поняла, что ее ждет, если Тереска не займется каким-нибудь парнем, а захочет избыток энергии, изобретательности и сил разрядить в ее компании. Она знала, что, вопреки горячему желанию, чтобы ее оставили в покое, она не откажет подруге в сочувствии и помощи, и у нее волосы встали дыбом при мысли, в чем ей придется в будущем участвовать. О полном отказе участвовать нельзя было и думать. Когда Терески было слишком много, Шпулька невыносимо уставала, но полное отсутствие Терески превратило бы мир в бесплодную пустыню. Единственным выходом было бы некоторое ограничение своего участия в ее эскападах, что удалось бы сделать, появись на горизонте какой-нибудь симпатичный парень…

— Это кого же я должна выбрать? — презрительно спросила Тереска. — Эти все гаврики никуда не годятся. Или недоумки, или хамы, или страшно самовлюбленные. Плевала я на них. Все они одинаковые.

— Ну хорошо, если они все такие одинаковые, то чего же ты от них хочешь?

— Дурацкий вопрос. Чтобы человек в меня, как положено, влюбился. Но не кто-нибудь, не первый встречный, атакой… такой, который бы мне соответствовал. Какой-нибудь не такой, как все.

— Богусь был такой же, как все, — буркнула осторожно Шпулька, не зная, как отреагирует Тереска на это напоминание.

Тереска сердито фыркнула.

— Но сначала он казался другим. Ты сама видела, что он другой, ты ведь сама так говорила! Он был такой… невинный, что ли. И хорошо воспитанный, и симпатичный, и влюбленный. И только потом…

— Это было на каникулах. Это были его последние каникулы после школы, еще такие, детские. А потом вошел во взрослую жизнь…

— Ничего себе, такая жизнь…

В голосе Терески зазвучала нотка горечи. Снова какая-то другая, настоящая взрослая жизнь ставила ей палки в колеса. Она существовала вокруг и рисовалась в перспективе, притягивала и отталкивала, искушала и не давала в нее войти, и наверняка просто не имела права быть обыкновенной. Другие давно уже жили этой взрослой жизнью, а она все еще нет…

Шпулька покачала головой, тяжело вздохнула и подумала, что, наверное, придется ей смириться с новой серией разнообразных приключений, которые невозможно будет предугадать. Спасения в лице какого-нибудь парня пока не предвиделось…

— Ну ладно, — сказала она, сдаваясь. — Тогда пойдем завтра в этот бассейн..