же, печальная — выходила из такси у особняка, самого, конечно же, зловещего вида. Работа не клеилась. С женщиной и особняком проблем не возникло, но с такси Сьюзен сражалась все утро. Наконец, отчаявшись, она изобразила модель, напоминающую «Эдсел» 50-х годов, и раскрасила желтым. Авто получилось смехотворным, но какая разница — женщины-читательницы редко разбираются в моделях машин.
— Бросай все, линяем! — возвестила Тара над перегородкой, помахивая сумочкой.
Они выскочили на улицу, пошли на стоянку и встали в конец очереди. Приз за долгое ожидание — замызганное желтое чудовище, счетчик которого щелкал, точно зашкаливший счетчик Гейгера.
— … фон такой серовато-коричневый, — расписывала Тара свое новое приобретение, — а по нему цветочки — гвоздики и астры, коралловые и бежевые. Не понравятся, лучше помолчи. Я кучу бабок угрохала…
Сьюзен не слушала ее, она не отрывала глаз от затылка водителя, чувствуя, как тоскливо сжимается сердце. Что же это такое?
— …разыскала у Шумахера материальчик такого же оттенка, теперь вот думаю, надо бы набросать декоративных подушек, обойдется в…
Брайан Колеман! — осенило Сьюзен. По какой-то необъяснимой причине затылок водителя напомнил ей Брайана Колемана, самого близкого друга, еще в начальной школе. Но это невозможно — однажды летом Брайан жил в кемпинге, где подхватил спинальный менингит и умер. Его смерть была первой в жизни Сьюзен. Позже последовали и другие: ее отец, двоюродный брат, пожилой сосед, но потрясение от смерти Брайана осталось самым сильным.
Сьюзен случайно взглянула на фото водителя и прочитала его имя. Брайан Колеман… Внутри у нее что-то оборвалось.
— Простите, вас зовут Брайан Колеман?
— Да. — Водитель обернулся: лицо незнакомца.
— Вы не в шестой школе учились?
— Не-а.
— Меня зовут Сьюзен Рид… Гудман… Сьюзен Гудман, — запиналась она. — Мы с вами раньше не встречались?
— Не-а…
Чувствуя себя круглой дурой, Сьюзен сама заплатила за проезд и чересчур много дала на чай, сглаживая неловкость. Поднялась за Тарой на крыльцо и вошла в дом.
— Ну ты даешь, Сьюзен! Хоть бы красивенький был! — подмигнула Тара.
Второе знамение случилось через несколько дней.
Было воскресенье, роскошный весенний денек; наконец-то удалось уломать Лу увезти Андреа, и Сьюзен выпала редчайшая жемчужина в драгоценной короне матери и жены — свободный день. Первый час она сражалась с кроссвордом в «Таймс», наконец, решив, что жизнь не находится все-таки в прямой зависимости от заполненных квадратиков, бросила газету и стала размышлять, как бы полнее насладиться одиночеством.
Она решила прогуляться и пошла к Центральному парку.
Сьюзен бродила среди веселых гуляющих, выбрав дорожку вдоль озера, и вдруг к ней подскочила белка. Она тут же пожалела, что не прихватила с собой еду.
— Прости, маленькая! — извинилась Сьюзен. Но белка последовала за ней, она скакала вокруг, заступала дорогу, клянча подачку, и не отставала. У выхода из парка Сьюзен снова заметила белку: та прыгала обратно к озеру и казалась какой-то грустной. Чувствуя себя преглупо, Сьюзен помахала белке и двинулась по Пятой авеню, наслаждаясь хорошим днем и видом нарядно одетой толпы. Вдруг она снова увидела белку: она бежала по каменной ограде параллельно Сьюзен и поглядывала на нее. Сьюзен остановилась. Белка — тоже. Она двинулась дальше. Зверек поскакал следом.
— Нет, такую преданность непременно надо вознаградить! — вслух проговорила Сьюзен и огляделась: к счастью, неподалеку стоял уличный торговец. Она купила белке кренделек, несоленый, чтобы той не захотелось пить, и приблизилась к ней. Белка протянула лапки, взяла угощенье, сунула в рот, поморгала в знак благодарности и прыгнула с ограды в кусты.
Сьюзен захотелось снова вернуться в парк и прогуляться вдоль озера. Здесь было прохладно и сыровато. Она брела по берегу, наслаждаясь этой прохладой и тишиной. И тут заметила что-то плывущее по воде. Разглядев плавающий предмет, Сьюзен резко повернулась и побежала к выходу. Поймав такси, она помчалась домой, будучи в жутком смятении.
В озере плавала мертвая белка.
Третье и последнее предзнаменование.
Они с Лу лежали в постели.
— Я люблю тебя, — шепнул он.
— Я тебя тоже, — отозвалась Сьюзен.
Из открытого окна потянуло свежим ветерком. Шторы были наполовину подняты, и комната освещалась лунным светом и городскими фонарями. Сьюзен лежала с закрытыми глазами, но если бы открыла их и взглянула в окно, то увидела бы женщину на крыше противоположного дома, наблюдавшую за ними.
— Люблю тебя, — снова шепнул Лу, и Сьюзен сцепила руки у него на спине.
А женщина, наблюдая, медленно забралась на бортик крыши.
— О, милый… — шептала Сьюзен.
— Детка… для меня…
3
В этот момент женщина прыгнула вниз…
День не задался с самого утра. За ланчем Сьюзен встретилась с матерью, которая полтора часа старательно не жаловалась на одиночество, пока Сьюзен не почувствовала — вся вина на ней. Потом ее редакторша выманила обещание поработать дома в выходные, а она уже давно обещала поехать в субботу с Андреа в Бронкс, в зоопарк.
Домой Сьюзен приволоклась в половине шестого и, избежав открытой стычки с м-сс Даймонд, которая присматривала за Андреа, удрала на кухню. Она выкладывала замороженную картошку-фри, когда зазвонил телефон. Даже через много недель Сьюзен не могла облечь в слова, как ей удалось понять, что на другом конце провода — зло, но она поняла. В трубке — ни звука. Полное безмолвие: ни потрескивания, ни голосов, ни воздуха, ни помех. Ничего, только присутствие. Гнетущее, устрашающее.
— Да? — хрипло произнесла в трубку Сьюзен, и ее голос засосала черная воронка тишины.
Сьюзен быстро положила трубку и почувствовала, что вся в поту. Волосы прилипли к шее, капельки пота с верхней губы попадали в рот.
— Боже! — прошептала она, стараясь стряхнуть наваждение, услышать хоть какие-то звуки.
И как блаженство, донеслись успокоительные шумы: телевизор в гостиной, его смотрела Андреа, грохот с улицы, топоток лап Ласкунчика Уильяма: пес притащился на кухню. Взглянув на нее, он заскулил.
Сьюзен вдруг обнаружила, что стоит, тяжело привалясь к столешнице. Поджав хвост, Ласкунчик Уильям подбежал к ней. Цапнул за руку, толкаясь в бок мордой, поскуливая, чуя панику. Пока Сьюзен приходила в себя, в панику впал Ласкунчик Уильям. Он метался по кухне, скулил, оставляя на полу лужицы. На плите что-то перекипало, и Сьюзен почуяла запах газа… Она выключила горелку, успокоила собаку: «Все нормально, псинка, все нормально…» Он успокоился, когда она крепко прижала его к себе. Но ее и саму била нервная дрожь.
В шесть на кухне появился Лу и, увидев, что Сьюзен сидит у стола, тупо уставившись на столешницу, подошел к ней и обнял.
