– Берни?

Это Элла Бушар. Она останавливается за кустом на самом краю моей поляны и шевелит губами, и слова, которые лепят эти губы, совсем не похожи на те, которые звучат у меня в ушах: пирог с раковыми шейками и пюре из бамии с телячьим филе.

На случай, если вам вдруг покажется, что я втайне влюблен в Эллу, давайте я вам кое-что объясню: я знаю ее с тех пор, как мне исполнилось восемь. Каждый мальчик в нашем городе знает Эллу с тех пор, как ему исполнилось восемь, и никто из них втайне в нее не влюблен. И еще: ее багаж к ней так и не прибыл. Судя по всему, уже и не прибудет, если как следует к ней приглядеться. Может, отправили но ошибке Долли Партон или еще кому. А Элла – просто кожа да кости плюс десяток веснушек и большая такая башка, блондинистая и вечно всклокоченная, вроде как у куклы Барби, если ваша псина с месяц ее пожует. Никто так и не понял, как следует себя вести с Эллой Бушар. Она живет с родителями в домике, который стоит чуть дальше по дороге, чем «Починка и начинка от Китера». Предки у нее – типичная деревенщина, люди, которые, когда идут, держат руки по швам и смотрят только прямо перед собой или под ноги. А когда говорят, повторяют все по восемьдесят раз, ну, вроде: «Вот я и говорю, сэр, так оно и было, так точно, сэр, было оно именно так, как было, вот как было, так я и говорю». Может, это отчасти объясняет, почему у Эллы тоже как бы не все дома. Типа того, причина и следствие.

– Привет, Берни. – Она осторожно выходит на поляну, как будто я сейчас сорвусь с места и убегу от нее. – А чего ты тут делаешь?

– Просто сижу.

– А если серьезно?

– Я же сказал, просто сижу – а тебе и вовсе нечего тут делать.

– Ни хрена подобного, ты тут пиво жрешь и травку, на хуй, долбишь. А еще ты, на хуй, обещал!

Вас может шокировать, что девочка изъясняется подобным образом. А потом вы возьмете да и подумаете: вот девочка, которая ругается как сапожник, у Китера, наедине с Берни. Ну да, конечно, многие из нас свои первые в жизни голяшки узрели милостями Эллы Бушар. Что стало хорошим лекарством от подростковой сексуальной озабоченности: я не знаю, как называются эти запахи, но пахнут они не мороженым, и Элла, судя по всему, процеживала их сквозь свои трусики не одни сутки. То есть она, типа того, отодвинула нас в сексуальном развитии на годы и годы назад. Единственное, чего ей действительно хотелось, так это материться, пердеть и сплевывать на землю вместе с нами, и боюсь, что единственной валютой, которая была в ее распоряжении на этот счет, являлась ее тощая душная тушка. Я знаю, что больше не принято так говорить, насчет некоторых девушек, и все такое, но – если между нами и не для записи – Элла с этим родилась. Она всегда будет трахаться где попало и с кем попало, и ее расставленные ноги будут вечно маячить из-под каждого куста. Ежедневные, блядь, туры к южному полюсу. И когда в нашем сраном городишке высадятся чужие, первой их, задрав подол, встретит Элла – это я вам гарантирую. Она делает еще один шаг вперед и смотрит на меня сверху вниз.

– Блядь, Берни, ну, ты прямо как алкаш какой-нибудь.

– Меня зовут не Берни, и никакой я не алкаш.

– А как тогда тебя зовут? Как-нибудь похоже на Берни, я знаю…

– Ни фига подобного, даже и близко не похоже.

– Тогда я пойду и спрошу у Тайри, как зовут того парня, который сидит тут, курит травку и пьет пиво.

В голосе у нее появляется тот запредел, который всплескивает иногда в девичьих голосах: удивительная звенящая нота, и она возвещает, что близится Вспышка Из Самых Глубин Адских, и она гласит: «Вот выпущу когти, вот сдеру сейчас небо кому-то прямо на башку, вот как высосу из тебя весь дух и выплюну к чертовой матери – и ты сам знаешь, что так оно и будет».

– Джоном меня зовут. Всё?

– Нет, не так, не Джоном, не Джоном тебя зовут, совсем не Джоном, только не Джоном…

Сразу видно, что она проводит слишком много времени со своими предками, и это на ней просто охуеть до чего сказывается.

– Элла, сегодня фейерверка не будет, нет у меня настроения на фейерверки, поняла? Я просто хочу посидеть один, и чтобы меня никто не доставал, потому что мне надо до хуя всего обдумать – ты поняла?

– И никакой ты не Джон, не может быть у тебя такого имени – Джон – а-га, щас прям, Джон, так я тебе и поверила…

– Ну, как скажешь.

– А я ведь знала, что тебя зовут Берни. Можно мне тоже глотнуть?

– Нет.

– Это еще почему?

– Потому что тебе всего восемь лет.

– Щас прям, восемь. До хуя хуёв по восемь. Мне уже почти пятнадцать.

– Все равно не доросла пить спиртные напитки.

– Ни хуя себе, ты тогда тоже не дорос, чтобы пить, и чтобы травку курить, тоже не дорос.

– Дорос.

– Нет, не дорос! Сколько тебе лет?