«Потом, когда настанет самый главный день, – говорит она, – все, включая свидетелей, соберутся в пять пятьдесят пять в холле возле комнаты для посещений. Между половиной четвертого и четырьмя часами пополудни осужденному будет подан последний обед, а затем, в оставшееся до шести часов время, у него будет возможность принять душ и переодеться во все чистое».

У меня в мозгу пузырем надувается странная, совершенно бесстрастная мысль: что ответственность за мой последний обед нужно обязательно возложить на Пам. «О господи, все же остынет и отклекнет…»

«Ровно в шесть часов, – продолжает между тем Тейлор, – его переведут из арестантского блока в камеру казней и привяжут ремнями к кушетке. Офицер медицинской службы введет ему в вену катетер и введет через этот катетер солевой раствор. Затем в камеру казней будут приглашены свидетели. Когда все соберутся, начальник тюрьмы спросит у него, не хочет ли он сделать какое-нибудь последнее заявление…»

Как только она произносит последнюю фразу, ведущий телешоу прыскает со смеху.

«Черт, – говорит он, – я бы на его месте в качестве последнего заявления прочел «Войну и мир», от корки до корки!»

Тейлор тоже покатывается со смеху. И смех ее по-прежнему убийственно прекрасен.

Если честно, то за последние несколько недель Тейлор буквально не сходит с экрана. Сначала я видел ее в «Сегодня», потом в «Леттермене» она говорила о собственной смелости и о наших с ней отношениях. Я и не догадывался, насколько мы были с ней близки, пока она не рассказала мне об этом по телевизору. Еще она была в ноябрьском «Пентхаузе», роскошные фотографии, отснятые в тюремном музее. В том самом, где хранится Старый Разрядник, самый первый в Штатах электрический стул. Так вот, в ноябрьском номере «Пентхауза» Тейлор позирует вокруг и около Старого Разрядника в очень даже соблазнительных позах, если, конечно, подобные выражения с моей стороны не будут выглядеть слишком бесстыдными. Я даже вырезал одну фотографию и приклеил на стену: не все тело, ну, вы понимаете, а только лицо. На заднем плане, правда, торчит еще и кусочек стула. Наверное, летальная инъекция не выглядела настолько привлекательной для натурной съемки: ну, там, прикрутить Тейлор к кушетке ремнями, или еще чего.

У меня в камере, на скамье, старая как мир развлекушка – металлические шарики, подвешенные на леске, в рядок, которые стукаются друг о друга. Рядом лежит полотенце, а под ним – инструменты для моего арт-проекта. Да-да, я до сих пор не отвык прятать вещи под чистым бельем. От некоторых привычек избавиться труднее, чем от самого себя. Потом, рядом с полотенцем, – крошечный телик, который мне одолжила Вейн Гури. Я протягиваю руку и переключаю канал.

«Этот человек, Ледесма, не прав, он пресуиник, там срыто много болше фактов, чем приволокли в судье…»

Это мой старый адвокат, Абдини, он выступает перед каким-то импровизированным судом присяжных, из одних женщин, на местном телевидении. Вот он, мой старый добрый друг Мартовский Заяц, наш вечный неудачник, во всей красе. Одет, как будто собрался на турецкую дискотеку.

«Вернон Литтл подал апелляцию на решение суда, не так ли?» – задает вопрос ведущая.

«Подал, – отвечает какая-то другая тетка, – но шансы на успех весьма сомнительные».

«Полиции, к примьеру, такки невдалось найти фторо-ружо», – продолжает Абдини.

«Простите?» – переспрашивает кто-то из присяжных.

«Мне кажется, он хотел сказать, что им так и не удалось найти второе ружье», – подсказывает ей соседка.

Дамочки вежливо смеются в ладошки, но Абдини не до шуток, он с озабоченной гримасой смотрит в камеру.

«Я его наду…»

Я снова скачу по каналам, чтобы посмотреть, кто еще решил не упустить своего и войти в дело. Ага, вот еще одно шоу, и репортер как раз беседует с Лалли.

«А что вы могли бы ответить тем слоям общества, которые считают, что вы зарабатываете деньги на грязных журналистских технологиях?»

«Ц-ц, чушь собачья, – отвечает Лалли. – Начнем с того, что мой телепроект никоим образом не рассчитан на извлечение прибыли. Выручка будет поступать прямиком в государственную казну, вместо того чтобы уходить на содержание самых отъявленных уголовников, которые только живут на нашей земле. Ну, а во-вторых, он обеспечивает наше неотъемлемое право видеть, как вершит свою работу правосудие».

«Итак, вы всерьез предлагаете финансировать государственную пенитенциарную систему путем продажи прав на показ по телевидению казней преступников? А не кажется ли вам, что последние минуты жизни заключенного есть дело, как бы это поудобнее сказать, сугубо личное

«Да ничуть. Не забывайте, что даже в наше время за всеми казнями наблюдает не один и не два человека. Мы просто расширим эту аудиторию, включив в нее всех, кто интересуется практическими аспектами соблюдения законности».

Лалли кладет руку себе на бедро.

«Совсем недавно, Боб, все казни были публичными, и проводили их на городских площадях. Преступность шла на убыль, а уверенность общества в своем завтрашнем дне – росла. На протяжении всей истории человечества общество оставляло за собой право наказывать деликвентов своею собственной рукой. И не настало ли время вернуть обществу это право?»

«Посредством интерактивного голосования?»

«Именно. И речь идет отнюдь не только о казнях – речь идет о телеканале «последней реальности», где зритель сможет отслеживать, по кабельному телевидению или через Интернет, все течение жизни заключенных в камерах смертников. Он сможет, фигурально выражаясь, жить среди этих людей и принимать свое собственное решение относительно того, кто из них действительно заслуживает высшей меры. Затем, в конце каждой недели, зрители всего земного шара смогут принять участие в голосовании: кого из преступников нужно казнить на сей раз. Эта акция основывается на принципах гуманизма и являет собой очередной, вполне логичный шаг на пути к построению настоящего демократического общества».

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату